что его если и не уважают еще, то относятся уже по-другому. Он чувствовал, что становится своим.
— Долю получишь, — сказал отец Саида. — Я шесть, Саид три, ты одну. Понял?
Кубик радостно закивал. Целая доля!
Вихрь радостных мыслей, надежд взметнулся в его голове. Он начал лихорадочно подсчитывать. Доля — это хорошо. Через пару месяцев можно завести свою лодку. Отделиться. Браконьерить самому. Потом мотор купить, потом…
Сладостные эти мысли прервал насмешливый голос отца Саида:
— Не вздумай один бить птичку. Если егерь поймает, конец тебе. С нами не поймает.
Саид добавил, глядя своими равнодушными глазами на Кубика:
— Егерь не поймает, мы поймаем. Не шали, Кубик. Ты понял?
И этот спокойный тон, эти немигающие глаза показались Кубику куда страшнее узких, горячих глаз отца.
Кубик часто закивал. Он понял. И снова тоска подкатила под его сердце. Но долго тосковать Кубик не умел. Как не умеют долго грустить и плакать плохие люди всех возрастов и народов.
Но злость осталась.
Кубик понимал, что при своем бесправном положении он просто не сможет никому продать ни одну самую лучшую утку или гуся без риска попасться и снова очутиться в колонии.
«Ништяк! — думал он. — Я одинокий серый волк! Проживем. Еда есть. Ружье есть. И есть на всякий случай лопух Халва! — Он подумал так и выпрямился, расправил плечи. — Я одинокий серый волк! Плевать на всех!»
Кубик стал злее. И всю злость свою перенес на тех, кого бил своим беспощадным ружьем.
— Ты дура! Глупая дура! — злился отец Саида. — Зачем грохочешь? Зачем зря нырка стреляешь? Кто его ест? Он рыбой пахнет! Никто не купит! Зачем пеликан бьешь?! С ним не знаю, что делать, редкий птица! Дура ты! — Отец, когда злился, начинал говорить с сильным акцентом.
Кубик только щерил свои крепкие желтоватые зубы.
— А мне так нравится! — говорил он.
Первая встреча с катером егеря — собакой, гадом… И каких только слов не пробормотал отец Саида, когда судорожно пытался завести подвесной мотор!
Он суетливо дергал шнур, мотор всхрапывал, чихал и не заводился. Катер подходил все ближе. Саид встал, тщательно прицелился и выстрелил. Удар крупной дроби пришелся в нос катера, тот вильнул в сторону и врезался в стену камыша.
И в тот же миг взревел мотор лодки. Отец Саида прибавил оборотов, лодка скользнула в почти неприметную протоку и растворилась в плавнях.
Кубик сидел испуганный, подавленный. Он боялся. Он так боялся, что его поташнивало.
Когда лодка, повернув в очередной раз, застыла с выключенным мотором, Кубик спросил:
— Ты в него целился?
Саид спокойно закурил сигарету, затянулся, стряхнул пепел, тихо сказал:
— Зачем в него? Лодку сбил. Если б не сбил, в него стрелял бы. Трясешься?
Кубик отвернулся. Вечная история: он попадал из огня в полымя.
Переполненный катер егеря тихо скользил по бесчисленным протокам заповедника. Мотор был выключен. Егерь осторожно, стараясь не плеснуть, отталкивался шестом от дна. Ребята застыли в лодке, боясь резким движением или шепотом спугнуть птиц. Они зачарованно смотрели на непуганые стаи, неторопливо отплывающие при виде катера. Лебеди недовольно оглядывались: не мешайте, мол.
— Ой, мамочка, змеи! — прошептала вдруг Ленка Бородулина.
И правда — прямо по ходу лодки из воды торчало несколько десятков змеиных головок.
— Змеи? — Егерь усмехнулся, опустил руки в воду и ловко выхватил… черепаху.
Панцирь у нее был неожиданной формы — не круглый, как у обычных черепах, а овальный, сильно вытянутый овал.
— Водяная черепаха, — сказал егерь, — возьми на память, — он протянул черепаху Ленке.
— А где она будет жить у меня? Ей же вода нужна.
— У вас в городе речка есть?
— Есть. Жинжа. Хорошая речка, — опередил Ленку Таир. — Поймайте еще парочку, мы их выпустим, и в нашей замечательной Жинже тоже будут свои черепахи. А потом…
Таир не успел договорить. Совсем рядом, где-то справа гулко хлестнули выстрелы.
С треском поднялась огромная стая уток, а выстрелы все гремели и гремели, вырывая из плотной массы стаи все новые и новые жертвы.
— Что же они делают, ребята?! — крикнула Ленка. Губы у егеря побледнели. Он яростно ругался на своем родном языке, но понимал его один Таир. Егерь изо всех сил налегал на шест.
Впереди показался просвет в камышах, и сквозь него все увидели лодку.
Лодка была метрах в трехстах от катера. В ней стояли трое с ружьями. Егерь подвел катер к небольшому островку с чахлой березкой посередине, прошептал:
— Высаживайтесь и ждите меня. С вами я за ними гнаться не могу.
Мальчишки запротестовали. Егерь одернул:
— Некогда спорить. Теряем время.
Потом он внимательно оглядел всех, остановился на самом рослом и сильном — на Родьке.
— Ты останься, может быть, пригодишься. Если начнут стрелять, сразу ложись на дно.
Таир, Володька, Мамед и Ленка высадились на остров, а егерь с Родькой осторожно, стараясь не шуметь, поплыли к браконьерам. Но незаметно подобраться им не удалось.
Внезапно самый высокий из тройки обернулся, увидел катер и мгновенно прыгнул к мотору.
Егерь рванул шнур своего. Моторы заработали почти одновременно. И началась гонка!
Браконьерская лодка была явно перегружена, и катер стал ее медленно, но неуклонно настигать.
Когда до лодки оставалось метров сто пятьдесят, один из браконьеров схватил другого в охапку и швырнул в камыши.
— Беги! — крикнул он.
И сразу облегченная лодка рванулась вперед.
Родька вскочил. Он сразу узнал того, которого выбросили из лодки. Его нельзя было не узнать — Кубик. Кубик с ружьем.
— Кубик! — заорал он. — Стой! Стой, подлец!
— Стой! — крикнул егерь.
Но Кубик и не думал останавливаться. Он с треском ломился через стену камышей, как обезумевший от страха медведь.
Егерь заглушил мотор.
— Из катера не выходи, — приказал он и бросился за Кубиком.
Ему сразу здорово не повезло. Егерь угодил в яму и окунулся с головой. Пока он отплевывался и, фыркая, выбирался из ямы, Кубик был уже далеко.
— Ушел! Ушел, подлец, — шептал Родька. — Это я, я во всем виноват! Без меня его давно бы уже поймали! Но ничего… ничего… Я сам! Все равно не уйдет!
Мокрый егерь перевалился через борт лодки. Он запаленно дышал и долго не мог выговорить ни слова.
— Видал, что делают, мерзавцы?! Запомни! Крепко запомни!
— Запомню! — поклялся Родька. — На всю жизнь!
В тот же день отправились домой.
Ребята наперебой обсуждали встречу с браконьерами, подробно рассказывали обо всем Володькиному отцу и Андреичу. Один Родька молчал. Сидел как каменный, уставясь в одну точку, и молчал.
— Ты что, опять укачался? — спросил Андреич.
— Сходи в кубрик, поешь, — предложил Володькин отец.
— Не. Я не укачался. И есть не хочу. Спасибо, — ответил Родька.
— Слушай, а какого ты там Кубика поминал? — спросил вдруг Андреич и пристально поглядел Родьке в глаза. — Мне егерь говорил.
