— На мышей и лягушек, — говорит ему Мишка Хитров.
— Фи, как глупо! — говорит мальчишка. — Я с грубиянами, тем более с рыжими, не разговариваю.
— Что ты сказал, — кричит Мишка, — а ну-ка повтори?!
И рыжие его глаза загораются рыжим огнём.
— Не надо, мальчики! — говорит Вика. — У меня день рождения, а вы…
— Пусть скажет спасибо твоему дню рождения, — говорит Мишка, — я б ему сейчас показал рыжего грубияна.
— И вам не страшно? — удивляется мальчишка. — Вы меня не боитесь?
— Ещё чего! — говорит Мишка.
— Странно, — пожимает мальчишка плечами, — очень, очень странно! Я ведь и с гантелями, и в бассейне…
И он отошёл в сторонку. Сел, задумался и только иногда головой качает — удивляется.
Вика живёт с папой. Мама её уже год в заграничной командировке.
А папа — театральный художник, высоченный такой, в круглых очках и очень весёлый. Только это потом уже понимаешь, что он весёлый, а сперва кажется жутко сердитым. У них странная квартира, двухэтажная. На второй этаж ведёт винтовая лестница, там у Викиного папы мастерская, там он рисует.
И вот только все ребята собрались, показывается на этой лестнице Викин папа да как закричит басом.
— Ага! — кричит. — Собралась орда татаро-монгольская! — Протягивает руку и откуда-то достаёт диковинное ружьё — с таким раструбом-воронкой на конце, как на старинных картинках. — Вот я вас сейчас из мушкета! — кричит. — Кто из вас «Три мушкетёра» читал?
Оказалось, один Лёшка читал.
— Эх вы, варвары, — говорит Викин папа. — Да я в ваши годы наизусть знал эту великую книгу! Или нет… не в ваши… чуть позже. Ну да ладно, чего скуксились? Вот вам, держите мушкет, развлекайтесь.
Потом он спустился вниз, и стало очень весело.
А вначале было, как всегда на днях рождения бывает, — все стеснялись, мялись, не знали, что делать.
Викин папа взял здоровенный лист фанеры и мгновенно нарисовал всех присутствующих. Да так смешно и похоже, что просто удивительно.
А Викин папа уже борьбу затеял. Прямо на полу, на толстом пушистом ковре.
Эх, куча мала!
Хохот, визг! Викин папа ворочался, как медведь, под мальчишками и девчонками и рычал страшным рыком.
Никого из родителей больше не было — полная свобода!
А когда передохнули — начался пир.
Пили лимонад и квас из старинных глиняных и оловянных кружек и закусывали пирожками с капустой. Все надели разные диковинные шляпы с перьями, Лёшка натянул громадные сапоги с отворотами, которые были почти с него ростом.
Всё было хорошо, пока Мишка Хитров не полез разглядывать старинный пистолет, висевший на стенке. Он стал ногами на батарею парового отопления, ухватился рукой за трубу-стояк и потянулся к этому длинноствольному пистолету.
Видно, батарея эта держалась очень непрочно, видно, у неё резьба, которой она к стояку укреплялась, совсем проржавела, потому что неожиданно она хрустнула, Мишка заорал благим матом, зашипела струя горячей воды, и вся комната окуталась паром.
Тонкая струя хлестала под напором и упиралась в стеллаж с книгами.
После того как Мишка заорал, прошло несколько секунд. Все растерялись и молча таращились на это безобразие.
Вдруг Викин папа вскрикнул, замахал руками и бросился к стеллажу.
— Книги, — кричит, — книги!
Он закрыл собою книги, и теперь струя упиралась ему в живот.
— Горячо, — кричит Викин папа, — уф, горячо! Варварство! А ещё двадцатый век! Горячо!
Мальчишки и девчонки перепугались, заметались совершенно бессмысленно.
А Викин папа пританцовывает на месте и кричит.
— Не слабо! — кричит. — Уф, горячо!
Первым пришёл в себя Лёшка Ребров.
Он вдруг схватил большущую ковровую подушку, пригнулся и бросился с подушкой на струю.
Как на амбразуру дота, на пулемётную очередь.
Он прижал подушку к трубе, навалился на неё, и струя исчезла — вода просто стала литься на пол.
Лёшка сразу стал мокрый и закричал:
— Уф, горячо! Вёдра тащите, — кричит, — тазы, кастрюли. Всё сюда тащите, а то будет потоп.
А пол уже здорово залило водой. Девчонки принесли из ванной два эмалированных таза, и они очень быстро наполнились.
Мишка Хитров и мальчишка-сосед их выносили и выливали прямо в ванну.
Митька схватил вторую подушку и тоже прижал рядом с Лёшкиной.
А девчонки стали гонять воду по полу тряпками.
Викин папа судорожно крутил диск телефона, громко кричал про всемирный потоп и вызывал аварийную команду.
Все были мокрющие с ног до головы, но никакой паники не наблюдалось.
Наоборот!
Все были очень серьёзные, сосредоточенные и отважные люди.
— Тряпки нужно выжимать в ведро, — кричит Мишка, — иначе вниз на соседей потечёт!
— Ведра нету! — кричит Вика.
— У нас есть! — кричит мальчишка. — Я сейчас! Мигом приволоку!
И вовсе он уже не прилизанный, а нормальный. Совершенно свой, хороший парень.
Он побежал за ведром, а потом была очень неприятная сцена. Даже писать не хочется.
Мальчишка через минуту вернулся с ведром, но за ним гналась его мама.
Она была очень большая, очень сердитая и очень атласная. В том смысле, что на ней был атласный халат, расписанный огромными розами.
— Безобразие! — кричала мама. — Ребёнок весь мокрый! Что здесь творится?! Что происходит?!
— Вы не волнуйтесь. У нас потоп! — говорит Викин папа. — Труба лопнула! Пустяковое дело!
— Немедленно домой! — кричит мама. — Николенька, ты слышишь? Или ты хочешь заболеть пневмонией, а может, и чем похуже!
— Никуда не пойду! — кричит Николенька. — Я здесь нужен! Я помогать должен!
— Нет, пойдёшь!
— Ни за что!
— Ах так! — кричит мама. — Посмотрим! И это называется днём рождения! Обливать детей! Это хулиганство!
Она схватила Николеньку за руку и поволокла к двери. Он упирался изо всех сил, но куда там! Такая здоровенная женщина! Ей бы в цирке работать с тяжестями. Она легко тащила сына и вдруг…
Вдруг он заплакал.
На секунду мама заколебалась, но потом потащила его ещё энергичнее.
— Ничего, ничего, — говорит, — успокоишься! Хулиганство! До слёз довели ребёнка!
Хлопнула дверь, и всем стало так неловко, так стало плохо, до того жалко Николеньку, Кольку, хоть реви.
И тут Вика как заплачет.