– Так то на фронте. На фронте я эту землю, может, без сахару и сметаны стал бы жрать вместо пирожного. А здесь не хочется.
Николай опустился на землю и, опираясь на локоть левой руки, стал смотреть на шумевшие сосны. Он срывал былинки, клал их в рот и лениво пережевывал.
Жизнь в школе юнгов показалась Николаю с самого начала серой и скучной. Уезжая из дому, он мечтал, что здесь его сразу оденут в красивую морскую форму, будет он служить на корабле. А тут приходится строить землянки, мокнуть под дождем и вместо черных суконных брюк, бушлата с блестящими медными пуговицами и синей шерстяной форменки носить рубаху и брюки из серого грубого полотна – робу.
Впереди предстояла учеба и жизнь в землянке. Что в этом хорошего? Зачем это надо, чтобы он строил землянку, мок под дождем, ворочал камни, копал землю? Чтобы выучиться на моториста? Море рядом. Но его даже и не видно за лесом. И выходит, как был, так и остался ты сухопутным человеком.
Он не заметил, как в котлован спустился командир второй смены старшина первой статьи Цыбенко. Он остановился около Николая, подождал чего-то, потом окликнул:
– Юнга Лизунов!
Николай повернулся к старшине лицом, но на ноги не поднялся. Цыбенко спросил:
– Вы больны, Лизунов? Почему не работаете?
– Я работаю, – ответил Николай, неприязненно посмотрев на командира смены.
– Работаете? А я бачу, що вы сачкуете!
Николай все так же неприязненно и даже вызывающе смотрел на Цыбенко, лежа на боку.
Старшина приказал:
– Встать! С вами говорит командир смены. Надо самому трудиться, а не дывыться, як другие работают. За другими я сам подывлюсь. Берите лопату.
Николай поднялся и взял лопату. Он озорно посмотрел в лицо старшине и спокойно спросил:
– Товарищ старшина первой статьи, а как по– морскому будет лопата?
– Юнга Лизунов! – крикнул Цыбенко так, что голос его стало слышно далеко. – Явитесь ко мне после обеда!
– Есть явиться к вам после обеда! – ответил Николай и, вытянувшись, смешно прижал лопату к боку, точно в руке у него была не лопата, а винтовка.
Цыбенко ушел, а Николай, проводив его все тем же веселым, озорным взглядом, снова уселся на землю.
– И кому хочется, ребята, ишачить, а?
Но его бездельничанье юнгам показалось обидным. Митя посмотрел на него сурово и спросил:
– Ты что, в самом деле собираешься лежать так целый день? Землянку мы строим для кого?
Тебе ее не надо? А ну, берись за лопату, а то возьмем и бросим в озеро!
Николай поднялся.
12
После обеда по распорядку дня мертвый час.
Все, начиная от командира роты старшего лейтенанта Стифеева до дневального смены, следили за тем, чтобы в это время юнги спали. Но юнги – не старики. Не привыкли считать покой в постели за отдых.
Койка Петушка стояла рядом с Гурькиной. Выставив из-под одеяла маленькую рыжую голову, Петушок шепотом рассказывал:
– Озер, ты знаешь, сколько здесь? Много!
А рыбы!… – Петушок схватился за голову и зажмурил глаза. – Тьма! Окуней – страсть сколько! Видел я, один старик рыбачил. Словно кто ему
этих окуней нарочно сажает на удочку. Таскает и таскает… И плотва крупная попадается. Во какая!
Эх, крючок достать бы!.
– Можно самим сделать.
– Из булавки?
– Ну да.
– Я думал об этом. А где булавку взять?
– У меня есть.
– Честное слово?
– Раз говорю, значит, есть.
– А ты знаешь, здесь в каждом озере своя рыба. Клянусь! Ну, окунь же, конечно, но в каждом озере другой. Коли озеро заболочено, со ржавчинкой, окунь темный, мелкий. А если в озере вода светлая – и окунь светлый, покрупнее. Прямо во каких старик ворочал! Интересно, на вкус они какие, разные или одинаковые? А у тебя булавка одна?
Гурька успокоил Петушка:
