206
См. по этому поводу: Николаев 'В поисках за Божеством', СПб, 1910.
207
По этому поводу мы достаточно подробно высказались в Части II главы 10–13.
208
'И виде небо отверсто, и сходящ нань сосуд некий яко плащаницу велию, по четырем краем привязан, и низу спущаемь на землю. В нем же бяху вся четвероногая земли и зверие и гади и птицы небесныя: И бысть глас к нему, востав, Петре, заколи и яждь'. Деяния апостолов, X, 11–12.
209
Это разделение архетипически представлено также в сюжете с Марфой и ее сестрой Марией Магдалиной, где Марфа олицетворяет действие (экзотеризм), а Мария — созерцание (эзотеризм). Такое же деление существует и в монашеском делании: есть путь прямого подвижничества, чистой аскезы, путь внешнего делания, а есть путь «исихазма», «созерцания», 'молитвы Исусовой', внутреннего преображения. История Афона изобилует типичными рассказами о встрече обычных подвижников-ревнителей со старцами- исихастами и об удивлении первых относительно необычности пути 'сердечного делания' вторых.
210
'Рече же к нему Господь, иди, яко сосуд избран мне есть сей, пронести имя мое пред языки и царми и сынми Израилевыми.' Деяния апостолов IX, 15. Обратите внимание, что в этом обращении Бога к христианину Анании, понуждающем его идти к Савлу, «языки» поставлены на первое место, а 'сыны Израилевы' на последнее.
211
Фигура Луки регулярно появляется во всех вопросах, связанных с противостоянием иудеохристианских и собственно христианских (православных) тенденций в Церкви. Так, он играл важнейшую роль в ходе иконоборческой ереси, так как его апостольский авторитет был одним из главных аргументов защитников иконописи. Именно Луке, по преданию, принадлежит первая рукотворная историческая икона — образ Богоматери. Иконоборчество было типичным проявлением креационистского духа в христианстве, коренящегося в строгом и последовательном иудаизме. Идея изображения Бога была для иудеохристиан синонимична «язычеству», «эллинству» и «манифестационизму». Победа защитников иконописи, особенно ярко выраженная в Восточной Церкви, была догматическим закреплением эзотерического измерения Православия, и не случайно развитие иконописи практически неотделимо от развития исихазма. См. Успенский Л.А. ' Богословие иконы Православной Церкви', Москва, 1989
212
У многих православных авторов именно Иоанн выступает как образ эзотерической Церкви, а Петр — экзотерической. Иоанн Златоуст дает паре Иоанн-Петр очень интересную трактовку, утверждая, с одной стороны, духовное превосходство Иоанна над Петром, но объясняя тот факт, что именно Петру, а не Иоанну и не другим апостолам были вверены Спасителем ключи от Царства Небесного, общей кенотической ориентацией Бога, всегда избирающего неимущего, обделенного, грешного перед лицом богатого, счастливого, праведного! Однако в своем слове 'О разбойнике' Иоанн Златоуст, следуя той же логике кенотической 'предпочтительности малого', противопоставляет самому Петру 'доброго разбойника', который, будучи уже совершенно ничтожным и невежественным при жизни, первым сподобился войти со Спасителем в рай.
213
В Деяниях говорится, что из-за него у Павла возник спор с Варнавой.
214
Откровение Иоанна Богослова II, 8: 'и хулы глаголющихся быти иудеи, и не суть, но сонмище сатанино.'
215
Деяния апостолов, I, 20
216
От Иоанна, XIII, 27.
217
Об этом прямо говорит Иоанн Златоуст в 'Беседах на Деяния Апостольския' (III, 3), сопоставляя участь Иуды Искариота и судьбу иудеев: 'добро бы было ему (Иуде — А.Д.), аще не родился бы человек той' (От
