Вечером я пошел и одной гранатой мост взорвал. Мне генерал сказал куда эту гранату бросить, я пошел и метко бросил. Надо было гранатой попасть в небольшую дырочку прямо в верху бетонной опоры, и я попал, причем с первого раза. Мост, естественно, рухнул. С диким грохотом. Причем, что генерала особенно порадовало, сорванный пролет лег вдоль реки и перегородил заодно два потенциальных брода.
Скажу честно, я несколько не ожидал от простой гранаты, хоть даже и Фугасной-1, такого эффекта. И я расспросил на обратном пути генерала как можно в следующий раз добиться аналогичного эффекта.
- Да это, собственно, и не трудно. Закладываешь в опору моста тонну взрывчатки, или, лучше, как в этом мосту было, три тонны. А потом можно и гранату кинуть на взрывчатку. А ты хорошо гранаты кидаешь. Хочешь я возьму тебя к себе в отряд?
Я согласился, и через три дня, когда мы перешли линию фронта, получил капитанское звание. Правда в отличие от звездочек на погонах на моем старом мундире здесь была одна шпала в петлице. Впрочем, я не особо расстроился. Тот мундир был дядин - мне его дядя подарил когда ему майора дали, и я все детство на даче в нем рассекал. А эта гимнастерка с петлицами была уже моя.
Глава 4
Служба во взводе, которым командовал генерал (кстати, фамилия его была Кобылкин), была неутомительной. В основном мы просто сидели в расположении взвода, рядом с каким-нибудь госпиталем или банно-прачечным отрядом. Ну не сидели конечно. Мой сосед по комнате майор Петров (а бойцы взвода, в званиях от старшего лейтенанта и до подполковника, жили по двое в комнате - война, приходилось терпеть неудобства) был изрядным бабником и каждый вечер убегал в госпиталь или банно-прачечный отряд в поисках быстрой любви. Я бабником не был, ко мне девицы сами приходили.
Иногда, раз-два в неделю мы быстренько бегали к немцам в тыл чего-нибудь взорвать или найти какого-нибудь языка. Причем было такое правило - каждый должен был притащить языка в том же звании, что и сам. Поскольку был я капитаном, но, как выяснилось, НКВД (что в переводе на армейские звания означало подполковник) то мне приходилось довольно трудно. Конечно, когда я притаскивал полковников, мне снисходительно прощали. Но когда я притаранил на себе генерала, Кобылкин на меня в первый раз наорал и приказал не выпендриваться и положить где взял. Пришлось относить генерала обратно, хотя при расставании все же пинка я ему отвесил. К тому же пока фашистская сволочь валялась после моего пинка носом в грязи, его быстренько взял в плен лейтенант Кабальевский, работающий во взводе старшиной по хозяйству и потому не имеющий возможности отлавливать фашистов в фашистском тылу. Ну обидно же человеку! А лес - он и у нас, и у немцев одинаковый - дремучий. Поди проверь куда я фашистского генерала отнес: взял под елкой и положил обратно под елку же. А заодно я у Кабальевского разжился куском ярко- синего тяжелого 'знаменного' гардинного шелка нахаляву.
Кусок был не ахти какой большой, но для моих целей достаточный. Денег мне платили просто дофига, тратить их было практически негде да и незачем, кормили-то бесплатно. Поэтому я заказал у местной бабки в городке, рядом с которым мы проживали, сшить мне приличные штаны. Бабка мои пояснения поняла и требуемое исполнила (за тройную оплату-то) со всем тщанием: три белых полоски по бокам из шелковых ленточек, штрипки, тройная резинка от трусов и даже полосатый 'тюльпанчик', вышитый белоснежным мулине!
Так что через неделю я рассекал уже по части в настоящих почти адидасовских трениках! Эти треники, кстати, сыграли важную роль в дальнейшем.
Вернувшись с очередного рейда по тылам врага я переоделся в треники и рабочую гимнастерку и сел на завалинке чертить чертеж автомата Калашникова и промежуточного патрона. Этот автомат я столько раз в кино видел, что чертил практически без напряжения. Подумав, что заодно тут пригодится и СКС, начал чертить и его: в фильмах с ним часовые у Мавзолея стоят, штука на вид удобная и в изготовлении простая.
Неожиданно мимо избы по направлению к госпиталю резво пробежал мужик в генеральской форме, лет так сорока. Мужик сопровождался толпой всяких адьютантов и чему-то весело улыбался. Морда его мне показалась смутно знакомой, но отвлекаться я не стал на воспоминания: мне нужно было правильно порох нарисовать на разрезе патрона. Неожиданно генерал повернулся ко мне и издевательски спросил:
- Эй, боец! Где это тут такие портки выдают?
- Самострок это - гордо и независимо ответил я.
- Вот уж не знал что в армии в самостроке шастать можно - гнусно заржал генералишка. - Ты бы пошел переоделся, а то испачкаешь шелк-то на земле сидя. Да и в армии вообще-то форма придумана чтобы солдат противнику был малозаметен. А твои, боец, сияющие подштаники небось вон с той 'рамы' видать - он махнул рукой в сторону висящей над расположением немецкой 'рамы'.
Неожиданно какой-то полковник из его свиты наклонился и что-то прошептал:
- Это из взвода Кобылкина офицер.
Генерал изменился в лице. Наглая улыбка мигом сползла с его лица. Он побледнел и видно было, что он жидко обосрался. Генерал резко повернулся и уже без хохмочек и смеха быстро пошел, почти побежал, в обратную сторону. По его форменным галифе расплывалось коричневое пятно. Я задумался - что же представляет собой наш взвод если при его упоминании генералы исходят жидким калом? Но ни до чего однозначного не додумался и решил спросить у соседа - благо он возвращался, пошатываясь от усталости, из госпиталя.
- Петров, а почему при виде нас генералы исходят жидким стулом? Что мы за взвод такой особый? Это потому что мы такие крутые?
- Нет. Это потому что мы - взвод независимого доклада в Ставку о положении на фронтах. Ведь тут как? комроты немножко приврет командиру батальона, тот - приврет побольше комполка. Полковник наврет уже прилично начдиву, в армию уже ложка правды в бочке врак отправляется. Ну а в Ставку правда-то уже и не попадает. А Ставке-то руководить надо! А как руководить, если неизвестно что на фронте происходит? Может уже наши Минск давно отбили, а в Ставке все мысли уходят на размышления как этот Минск отбить у ворога лютого. Поэтому товарищ Берия по просьбе товарища Сталина сделал этот взвод. И одна у нас обязанность - всю правду как есть, не приукрашивая почти, непосредственно Сталину и докладывать. Ну а поскольку ничего не делать просто скучно, разрешается нам при случае и помочь войскам. А что?
- Да вот тут был один генералишка… морда знакомая, а вспомнить не могу кто. Как ему сказали, что я из взвода Кобылкина, он испустил жидкий стул и убежал в ужасе.
- А, это Хрущев был. С Украины с инспекцией приехал. Первый украинский секретарь он, вот и морда знакомой кажется. Его портрет как раз на тех газетах, что мы в сортир повесили.
- Так надо его срочно ликвидировать!
- Можно. А зачем? и почему?
- Раз обделался - значит испугался. Раз испугался - значит в Ставку сообщил вовсе не то что мы сообщить можем. Значит - наврал Ставке. Значит - враг.
- Логично рассуждаешь. Я сейчас Кобылкину скажу, пусть по ВЧ срочно доложит о предательстве Хрущева. - Петров мигом забыл про усталость в членах и рысцой побежал в штаб взвода.
Через два дня Левитан, в очередной сводке Информбюро, торжественным голосом сообщил что предатель Родины Хрущев Никита Сергеевич разоблачен, снят со всех постов, осужден и расстрелян.
Глава 5
Кобылкин вызвал меня к себе в штаб. Я причесался и не спеша, размышляя о том, чем может быть вызван подобный вызов, направился в генералу. В предбаннике меня встретил грустным взглядом начальник штаба взвода полковник Леденцов, и мне стало несколько не по себе.
- Какого…! Ты…! Как ты себе позволяешь в своих подштаниках по расположению шастать!
