– Я знаю, что ты уже выращиваешь для меня эту зеленую мерзость, – сказал Джим.
– Что?… Да вовсе нет.
– Но я же сам видел заказ!…
– Да ну? Это, значит, поэтому ты не шел на осмотр?
– Причина неплохая, что ты скажешь?
– Ну да, я смешал партию реген-культуры. Только к тебе это не имеет никакого отношения. Не все на свете имеет к тебе отношение, знаешь ли. Просто у меня было время провести небольшое исследование, я и занялся.
– Извини, Боунз.
– Ну да, ну да. Что ж, если тебе от этого станет легче: нет. Тебе не грозит новый реген. Реген – это для серьезных случаев. У тебя всего лишь сильное растяжение и кровоизлияние. – Маккой широко улыбнулся. – Только подумай обо всех этих годах медшколы, что стоят за этим диагнозом! Ну ладно, во-первых, прекрати на время ковбойскую акробатику…
– Без вопросов.
– … и отложи намеченные фехтовальные турниры.
– Ты и об этом слышал?
– Мои шпионы повсюду. – Он закрепил на ноге Джима электростимулятор. – Все остальное просто прекрасно. Биообменный регенератор тебе бы не повредил – так, на всякий случай. Реген тебя меняет, даже если ты этого не замечаешь… И еще – ты, очевидно, пренебрегал упражнениями.
– Я был так занят…
– Ну и я слишком занят, чтобы таскаться за тобой по кораблю и канючить. Пора бы повзрослеть, Джим. Выбирай: можешь делать упражнения, а нет – полезешь обратно в реген. Все ясно, капитан?
– Ясно, доктор.
– Вот и хорошо. А теперь иди, становись старшим офицером на мостике и пришли мне сюда Спока.
В тот момент, когда Спок направил свой рапорт о переводе на комм-юнит капитана Кирка, капитан вернулся из лазарета.
– Ваша очередь, мистер Спок.
– Я уже прошел необходимый медосмотр…
– Не спорьте, коммандер Спок!
– Хорошо, сэр.
Спок знал, что доктор Маккой не обнаружит никаких нарушений.
– А вы везунчик, – сказал Маккой.
– Я не верю в везение, доктор Маккой.
– А должны бы. Если бы рядом не оказалось Стивена…
– Его нахождение там опровергает вашу теорию о моем везении.
– Что-то есть такое… очень личное в том, что он вам не нравится, мистер Спок. Кто он такой – семейный нарушитель приличий?
– Мы… дальние родственники.
– Почему-то, – сказал Маккой, – утешительно узнать, что даже в вулканских семьях есть родственники, о которых не принято говорить. Значит, Стивен ваш кузен-диссидент, а?
– Такое объяснение достаточно. Вулканские семейные отношения достаточно сложны.
– Думаю, я смогу проследить за объяснением, – сказал Маккой. – Используйте короткие слова.
– Дочь сестры отца моего отца – мать Стивена. Таким образом, мы родственники в третьем колене, во второй степени.
Маккой сощурился, прикидывая.
– Ну, то есть, вы кузены.
– Если бы вулканцы отмечали родство таким же образом, как ваша культура, наша родственная связь подпала бы под эту категорию.
– Так что ж вы так сразу и не сказали?
– Я сказал, доктор, – сказал Спок, недоумевая, почему люди так настойчивы в своих противоречивых требованиях.
Но несколькими минутами спустя, возвращаясь на мостик, он не мог не подумать снова о том, что Маккой сказал о Стивене. Как бы ему ни хотелось не признавать этого, у него и Стивена было кое-что общее.
Они оба были изгоями.
Следующие двадцать четыре часа были полны кипучей деятельности.
Алая, услышав о планируемом представлении, выразила желание посмотреть его, и намекнула о подобном же интересе со стороны других жителей мира-корабля. Аудитория, таким образом, получилась настолько многочисленной, что ни «Энтерпрайз», ни какой другой корабль из директорского флота не вместили бы ее. Алая нашла естественный амфитеатр на мире-корабле. Линди согласилась, что это место подойдет, поскольку у компании были разборные декорации и подмостки. Кроме того, на мире-корабле, – на открытом воздухе, – Афина могла быть частью представления. Единственное, что беспокоило Линди – вероятность дождя.
– Дождя не будет, Линди-маг, – сказала Алая.
– Легко сказать, – но как можно быть в этом уверенным?
– Да нет же, я уверена.
– Ну ладно.
И, к некоторому удивлению Джима, все устроилось как надо.
Хикару Сулу прибыл в амфитеатр мира-корабля, одетый в черное
трико и пунцовый колет, с поясом для оружия. Это был потрясный костюм. Может, стоило начать носить его не только на сцене?
Он немного беспокоился о своей роли. Он знал слова – но не был уверен, что ему хватит духу их произнести. Он подумал, а не попробовать ли заговорить непеределанным текстом, прикинувшись, что он слишком переволновался, чтобы упомнить версию мистера Кокспера. Он даже пожалел, что не играет Горацио вместо Лаэрта. У Горацио был монолог после того, как Гамлет умирает. Если Хикару проигнорирует редакцию Кокспера, играя Лаэрта, ему придется говорить все Гамлету в лицо, а Гамлет при этом будет стоять напротив него со шпагой в руке. Тогда поединок может оказаться куда более реальным, чем самые смелые ожидания.
В любом случае Кокспер придет в ярость, но, в конце-то концов, он и так большую часть времени находился в этом состоянии.
– Э-э… мистер Сулу. – К нему подошел мистер Кокспер. Он был облачен в черный бархат. До этой секунды Хикару так и не знал, соблаговолит ли Кокспер прервать забастовку и выйти на сцену.
– Я готов, мистер Кокспер.
– Я вижу, что готовы. Но планы поменялись.
– О… Вы снова на забастовке? – Может, Линди позволит мне взять монолог Гамлета, – подумал Хикару. Я же его выучил, – так, на всякий случай.
– Нет, нет, – адмирал Ногучи убедил меня в том, что я все же должен принять участие в представлении – во имя Федерации.
– Значит, – другая сцена? – спросил Хикару, не вполне уверенный, что он сможет вынести новое изучение писанины мистера Кокспера.
– Да. Вот именно. Сцена поединка отменяется. Слишком уж она возбуждает, принимая во внимание, э, воинственные наклонности наших гостей.
– Не думаю, что это будет возбуждать, – сказал Хикару. – Как же насчет катарсиса? «Деяния, взывающие к жалости и страху, есть средства вызвать катарсис подобных эмоций».
– Чего вы бормочете?
– Я цитирую Аристотеля.
– Но мы-то ставим Шекспира. Возможно, будет лучше, если я произнесу один из монологов Гамлета. И все.
– О, – сказал Хикару. Его видение Актера Третьего Плана, Спасающего Представление, испарилось.
