Директор поднялся к ней на сцену.
– Как представитель нашей почитаемой императрицы, – сказал он, – я явился почтить члена Федерации, который рисковал своей жизнью, чтобы расстроить планы несчастного предателя Коронин…
И все в том же духе. Коронин доставила себе удовольствие улыбаться
ему все то время, пока он чернил ее.
Джиму Кирку хотелось только, чтобы это поскорей закончилось. Директор, наконец, перестал оскорблять Коронин.
– Я награждаю капитана звездолета «Энтерпрайз».
Нервно ожидавший, когда назовут его имя, Джим сначала не понял, что теперь его черед идти на сцену.
Маккой пихнул его в бок.
– Давай, Джим, не мечтай на параде.
Джим встал – слишком порывисто для низкой гравитации. Так что
полпути до сцены он проделал одним шагом. Вспыхнув, он сориентировался и продолжал двигаться уже более достойно.
Директор раскрыл обтянутый кожей футляр, вытянул оттуда целое ожерелье и поднял его над головой Джима. С тяжелой золотой цепи свисала кричаще яркая подвеска, сделанная из крупных синих и красных камней. Все это выглядело как театральная бижутерия.
– Я именую тебя Защитником Императрицы.
Директор отступил на шаг.
Джим повернулся лицом к аудитории.
Нечеловеческий вой заполнил амфитеатр, совершенно заглушив аплодисменты членов команды «Энтерпрайза». Джим напрягся, решив, что флотские все же собираются напасть, вопреки всем мирным договорам. Но они только орали. Ему не пришло в голову спросить, как принято аплодировать у клингонов. Теперь он это знал.
– Спасибо. – Может, можно на этом закончить? подумал он. Боюсь, что нет. – Для меня это большая честь и я польщен тем, что директор оказал мне ее, и рад, что этот случай свел нас вместе в мире и дружбе. И я надеюсь, что дружба между Империей, Федерацией и людьми мира-корабля будет продолжаться и крепнуть.
Каким-то образом он спустился со сцены и оказался снова в своем кресле. Его руки стали влажными от пота. Он был рад, что пожимание рук, по-видимому, не входит в обычаи Империи.
Маккой подался вперед, чтобы рассмотреть медаль.
– Вот это блямба, – сказал он.
– Похоже на брошь, которую моя двоюродная бабушка Матильда одевала в церковь, – пробормотал Джим себе под нос.
Алая тоже наклонилась вперед с того ряда, в котором она сидела, скрестив ноги.
– Она сверкает, – сказала она. – Но если взлететь, она перетянет тебя вниз.
Аплодисменты и крики утихли. Амелинда вернулась на сцену.
– А теперь, – сказала она, – представление для наших героев.
Чувствуя облегчение от того, что с этой частью вечерней программы покончено, Джим сел на свое место, чтобы насладиться представлением Линди.
Директор смотрел на колдовство, и раздражение его росло при каждом новом колдовском действе. Он спрашивал себя, не задумано ли это федератами для того, чтобы оскорбить его, или что они, возможно, ждут от него, что он вскочит на сцену в попытке изгнать дьявольское присутствие, или, может быть, они в самом деле думали, что ему доставит удовольствие такое выставление? Он решил расстроить их козни. Но пока что он не станет протестовать; но и притворяться, что одобряет это, или, хуже того, – получает удовольствие, – он не будет.
Поскольку он никак не реагировал, не реагировал также никто другой из всего флота.
Но Коронин зачарованно смотрела на магические действия. В отличие от директора, чья нервозность позабавила ее, она знала, что это все было шоу, просто трюки. Румайу не были суеверны; по крайней мере, они не верили в дьявольское присутствие. Кроме того, она наблюдала подобную ловкость рук на Арктуре, где бродяги, изгои Федерации использовали трюки, чтобы развлекать знакомых и обманывать чужаков.
Но Коронин никогда не видела ничего, похожего на номер Амелинды Лукариэн с исчезновением. Ее ассистент замотал ее веревками, запер электронные замки, и закрепил ее внутри ящика, и набросил на ящик покрывало, и двадцать три летуна подхватили тросы, прикрепленные к ящику, и оторвали его от земли. Когда они снова опустили его на сцену, он был пуста, а Амелинда Лукариэн выступила из-за сценической занавеси под бравурную музыку. Коронин одобрительно взвыла и даже похлопала бы, как это делали федераты, если бы ее руки не были скованы.
Загадка трюка Амелинды так заинтриговала Коронин, что едва ли она обратила внимание на остальные номера представления.
И ей пришла в голову идея.
Аплодисменты в конце выступления Линди звучали слабо, поскольку хлопала ей только команда «Энтерпрайза», которую флотский персонал превосходил по количеству в пропорции один к трем. Линди покинула сцену, ошеломленная реакцией толпы. Она никогда не нервничала сильно на сцене, но после этой борьбы с аудиторией пот с нее просто градом катился. Чеснашстеннай и остальные из группы охотничьего танца скользнули мимо нее к сцене.
– Ногу сломишь, – сказала Линди.
– Не хочешь ли ты сказать, чтоб мы поостереглись, чтобы публика
В этот момент вернулся «исчезавший» мистер Спок.
– Я сейчас умру, – сказала Линди. – Мистер Спок, – вы понимаете, что происходит? Не могу же я быть
– Я могу только предложить гипотезу, – сказал Спок. – Директору, по всей видимости, не нравится то, что он видит.
– Но ведь
– Он не аплодирует – так что и никто из его подчиненных не аплодирует тоже.
– Вы сначала тоже не аплодировали – это никого на «Энтерпрайзе» не остановило.
– Линди, – сказал Спок, – в отличие от директора, у меня нет власти над жизнью и смертью кого-либо на моем корабле.
– О.
– Я полагаю, мы имеем дело с межкультурным недопониманием. Это прискорбно; но поделать ничего нельзя, кроме как продолжать.
– Да. Представление должно идти своим чередом, – сказала Линди.
Точно; так оно и шло: прямиком под горку, насколько это возможно в амфитеатре. Либо директору так не понравился номер Линди, что он распространил свою неприязнь на все представление; либо ему не нравилось вообще все.
Уровень морали за кулисами был невысок.
Джим наклонился к директору.
– Вам нравится представление? – прошептал он.
Директор гневно воззрился на него.
– Ваша цивилизация, если ее вообще можно почтить этим термином, находится в глубоком упадке.
И он высокомерно отвернулся.
На антракте Джим отправился за кулисы. Линди старалась не выглядеть расстроенной, но ей это не слишком удавалось.
– Я просто зашел, чтобы… – Джим умолк. Говорить, что он хотел поддержать ее, было не очень тактично.
– Чтобы оказать моральную поддержку? Спасибо, Джим… Мне она, пожалуй, нужна.
– Я боюсь, что как-то оскорбил директора своей речью, – сказал Джим. На самом деле он понятия не
