воде – голову солдата.
С разбегу Ермаков лег на скользкие, окаченные волной доски, крикнул:
– Плавать умеешь? Ранен? Два шага сможешь сделать? Давай руку!..
И тогда солдат сделал движение к мосту, оторвался от сваи; голубые серьезные глаза глядели в небо, где отдалялся свист моторов.
– Горит, – сказал он внятно. – Эх, топор потерял...
Он зацепился красными руками за доски; Ермаков изо всей силы подхватил его под мышки и вытянул на понтон; с солдата лились потоки воды, но, точно ничего не чувствуя, он по-прежнему молча смотрел в небо, и Ермаков удивился его спокойствию.
– Ты что же голову дуриком под смерть подставляешь? – спросил он наконец. – А, сапер?
– Все-таки упал, – со слабой улыбкой ответил солдат. – В лес упал.
И Ермаков невольно посмотрел назад: длинная струя дыма протянулась в небе и, круто снижаясь, обрывалась на востоке, над кромкой дальних лесов, другой истребитель, одиноко ныряя меж всплесков зенитных разрывов, уходил на запад.
– Санитаров сюда! Есть санитары?...
– Из медсанбата кого-нибудь!
Ермаков отряхнул шинель и зашагал назад. Майор-интендант, разгоряченный, наскочил на него, фуражка лихо сбита на затылок, волосы слиплись на висках, заорал азартно:
– Аню-ута-а! Капитан! Что тут отчубучилось? Кого ранило?
– Все в порядке. Идемте к машине.
– Не-ет, подожди. Что случилось? Ты чего улыбаешься?
– Все в порядке, говорю, – засмеялся Ермаков, и вдруг лицо его перекосилось, он оттолкнул майора, шагнул вперед, проговорил растерянно и изумленно: – Шура?! Шура?!
– Какая Шура? – захохотал майор. – Ты чего, Анюта? Спятил?
Нет, он очень ясно, очень четко увидел в толпе солдат на понтоне знакомое, родное, мелькнувшее милым овалом лицо, ее такую знакомую, тонкую фигуру, ее шинель, ее санитарную сумку, хромовые сапожки.
Но она не заметила его, не подняла головы в тот момент, прошла в толпе, и тогда негромкий, сдавленный волнением оклик настиг ее снова:
– Шура!..
Ее узкие плечи вздрогнули, она вся замерла, незащищенно обернулась, и он увидел ее неподвижные глаза, полные страдания и страха. И он повторил охрипшим голосом:
– Шура...
– Борис? – чуть шевеля губами, прошептала она. – Это ты?... Ты?...
– Шура...
Он так сильно и горько обнял ее, что она пошатнулась, как бы не веря, зажмурясь, а он, не обращая внимания на людей, бестолково снующих по понтону, толкающих их, стал с болью целовать ее холодные, сомкнутые, не отвечающие ему в это мгновение губы, ее лоб, глаза, вздрагивающие брови, готовый отдать за эту встречу все, что мог еще отдать.
– Шура, пойдем, – повторял он. – Тебе нечего здесь делать. Там никого не ранило. Пойдем. Не надо этого...
Он прижимал ее голову к своему плечу, видел, как сквозь смеженные ресницы просачиваются светлые капельки слез.
– Борис... милый... Если бы ты знал... – прошептала она, с тоской блестя ему в глаза своими влажными глазами. – Если бы ты знал, что я передумала в эти дни... Я виновата...
– Ты не можешь быть виноватой. Видишь, все хорошо, мы встретились. Не надо слез...
– Не надо, да... не надо слез. – Она попыталась улыбнуться. – Лучше пойдем... Вон туда, на берег... Как ты похудел! Просто не узнать! Пойдем. Нет, ты не думай, я тебе все, все скажу. А то мы опять расстанемся и ты опять забудешь меня!..
– Шура, мы теперь не расстанемся! Ты будешь со мной. Ты слышишь? Я тебя никуда не отпущу. Ни на шаг от себя!
– Нет, расстанемся. Снова бои, бои...
– Это не сможет нас разлучить.
Они шли по берегу Днепра все дальше и дальше от переправы, постепенно затихали голоса позади, и воздух наливался нежным огнем зари, влажно шуршал песок одичавших пляжей, где оставались следы их сапог – первые, очевидно, за войну следы мужчины и женщины, шедших здесь вместе.
Он остановился, ласково притянул, повернул ее к себе, а она осторожно потрогала рукав его шинели, снизу вверх заглянула ему в лицо, медленно краснея, спросила:
– Неужели это ты? И ты вернулся?
– Я вернулся.
– Я хочу, чтобы... ты меня любил, – прошептала она неуверенно. – Я хочу... только этого.
...Когда двое ушли отсюда, следы, оставшиеся на песке, сначала затянуло водой, потом их совсем рассосало, и они исчезли.
Примечания
1
Да, да.
2
Я не понимаю...
3
Феликс, Феликс! Иди ко мне! Они спят!
