Бандиты и бабы

— А вон те? Которые думают, что мы их не видим.

О топтыгиных я и забыл! Юнцы спрятались за углом и периодически из-за него выглядывали, думая, что достойно выполняют поставленную перед ними боевую задачу. Мне их даже жалко стало.

— Да выходите вы оттуда! Идите сюда. Я вам по бутылке пива возьму.

Топтыгины подошли к столику осторожно, как будто наша компания была заминирована. Я действительно выдал им по банке пива, предложил присесть за столик неподалёку и успокоил, чтобы они ничего не боялись, — мы будем за ними наблюдать, в случае чего выручим.

Лицо Наты вдруг стало очень жёстким, словно она действительно была завучем в школе и обращалась к набедокурившим в туалете подросткам:

— Кто ваши хозяева? А ну быстро? Я церемониться не буду.

Топтыгины на глазах превратились в салаг. Такого тона от «учительницы» они не ожидали. Акцент выдавал бывалую.

— Мы точно не знаем. Только ихние погоняла.

— Ну, слушаю?

— У маленького — Хлястик, а у того, что поздоровее, — Коржик.

Я не мог не расхохотаться. Надо же, меня поставили на счётчик Хлястик с Коржиком

Однако Нату эти погоняла насторожили:

— А над ними?

— Да не, они сами.

Ната повернулась ко мне:

— Поганое дело. Новенькие! Готовы на всё. Надо немедленно давить. Я сейчас побежала, мне в моё «ночное» пора. Вот моя визитка. Звоните завтра. А ты, Машуня, тоже попытайся через своего выяснить… Надо же. Хлястик и Коржик. Отморозки! Даже погонял человеческих придумать не могли.

ТОПТЫГИНЫ

Когда Ната ушла, я выдал пацанам ещё по банке пива. Один из них попросил бутерброд, признавшись, что они давно не ели. Я взял им два бутерброда. Я ж не Паша, экономить на бутербродах. Неужели эти салаги тоже мечтали стать бандитами? Сосунки. Ещё коленки не оформились. Родничок не окреп, а туда же! Я понимал, что ещё немного и они начнут служить мне, а не Хлястику с Коржиком. Причём за пиво с бутербродами.

В тот вечер я сделал наблюдение, которое, честно говоря, меня реально взбодрило. Маша заказала салат, сказав, что хочет есть, а когда принесли, едва к нему притронулась. Я знал эту примету: если женщина при мужчине стесняется много есть, значит, мужчина ей. нравится настолько, что она боится что-то сделать не так: неэлегантно взять вилку, нож или, не дай бог, скомпрометировать себя неаристократическим причмокиванием. Большинство женщин уверены, что если они будут некрасиво есть при мужчине, то потеряют свою привлекательность. Поэтому есть и другая примета: если баба ест, добавки просит и при этом ещё чавкает, нельзя верить ни единому её слову, сколько бы в любви ни признавалась. Разводит! С такой ни в коем случае нельзя связывать жизнь — не прокормишь! Одноразовая связь, не более.

Надо же! Я всерьёз нравился девушке, которая немало мужиков повидала за свою разнообразную жизнь. Такого приключения у меня ещё не было. Обычно всем девушкам нетяжелого поведения я нравился не более одного часа.

В этот вечер я прочитал ей, знаешь, чьи стихи? Лёньки Филатова! Помнишь, у него есть строчки, не помню сейчас точно. О том, как Бог раскладывает пасьянс на небесах.

(Я хорошо знал эти стихи, поскольку мой друг Володя Качан сочинил на них музыку.)

Если ты мне враг,
Кто тогда мой друг?
Вертится Земля,
Как гончарный круг.
Путаясь и злясь,
Составляет Бог
Карточный пасьянс
Из людских дорог.
И пока ты спишь,
Бог едва живой
Путает Париж
С Прагой и Москвой.
Вертит он, чудак,
Тысячи систем.
Что, когда и как,
Где, кому и с кем.
Перепутал год,
Перепутал век,
И тебе не тот
Выпал человек.

И мы опять счастливо напились! Маша настолько вжилась в роль учительницы, что чуть не разгневалась, когда я спросил её, а не забьёт ли она мне косячок:

— Ни за что! Не пробовал и не начинай. Я не хочу тебя портить. Ты же волшебник!

И мы пошли с ней в наше «ночное» на берег моря. Машино свободное лёгкое платье наполнялось бризом, как парус! Она то и дело удерживала руками юбку, готовую взлететь выше головы. Ещё один нежданчик — мало того что стеснялась есть, так ещё и боялась показаться полуобнажённой. Если б не её профессия, я бы подумал, что это любовь.

А топтыгиных я отослал домой. Чтоб не портили нам нашего уединения в ночи. На прощание эти недобандюганы пожаловались, что родители привезли их из Союза и поселили в очень бедном кибуце. Но ведь в Израиль уезжали не для такой унизительной жизни. Поначалу дети сами пытались заняться бизнесом — продавать зонтики, которые изготавливались в Советском Союзе. Самые дешёвые зонтики в мире. Вроде как бизнес пошёл — продали целую партию. Но все эти зонтики оказались бракованными. Когда покупатели их открывали, они выстреливали вверх, раскрывались и улетали. Первым оптовым покупателем был Хлястик. Его телохранитель-бычок Коржик гнался потом за ними по всему тель- авивскому базару-шугу, догнал и привёл к Хлястику на разборку. Тот предложил отработать — возместить ущерб, а точнее, пройти испытательный срок и, может быть, потом войти в настоящее дело. Со мной у них был испытательный срок.

От этого рассказа у Маши началась смеховая истерика. Наверное, представила себе, как у Хлястика улетают зонтики. Когда они ушли, я ей процитировал угрозу Хлястика, мол, если я сбегу, то они ей, Маше, оторвут челюсть, и она не сможет мастурбировать у зеркала. Реакция её как всегда была непредсказуемой:

— О! Так он поэт!

В тот вечер я всё-таки не напился до бессознанки. Мы дошли до гостиницы, и, честно говоря, мне не хотелось с ней расставаться. Но она была из другого мира: «Перепутал год, перепутал век, и тебе не тот выпал человек.» Лёнька — гений! Эти его строчки сами вертелись в моей башке.

— У тебя, Маша, завтра опять работа?