кухню. Мечта жизни! Ты понимаешь, Паша, как ты мелок? Как тебя в дело брать, если ты даже мечтать толком не умеешь?
— Ты, Сашуля, по-моему, забываешься. Имей в виду, если я не в доле, то никому ничего передавать не буду.
— Паша, Пашуля, Пашуха, как тебя твои беспредельщики зовут. я уже устал тебе повторять, что ты дурак! Думаешь, я сам не найду Хлястика, не говоря уже о Коржике?
Паша был потрясён:
— Откуда ты знаешь эти имена?
— Не имена, а кликухи, Паша! Их настоящие имена даже ты не знаешь, а я знаю!
Я не стал выдавать двух неудачников из кибуца, залетевших на бракованных зонтиках, и перевёл стрелки на знакомого — бывшего кагэбиста в России:
— Пашуха, там, в России, про них всё известно! Это ты не знаешь, чем они на самом деле занимаются. Короче, выдашь гонорар, я тебя в долю возьму на своей стороне, поскольку им ты точняк не нужен. А вот эту визитку передай Хлястику и скажи, что говорить буду только с ним, даже не с Коржиком. Он все завязки знает. Завтра в этом кафе. Видишь адрес на визитке? Там тихо, спокойно… У меня там в прошлый мой приезд чудное свидание любовное было! — приврал я для убедительности, почему выбрал именно это кафе. — По секрету, Пашуня, скажу, поскольку ты не гей, что там даже на втором этаже комнаты для свиданий есть! Так что давай, не жмись, готовь гонорар!
СЮРПРИЗ ЗА СЮРПРИЗОМ!
Мой успех на концертах усиливался с каждым днём. Адреналин продолжал работать, как будто топливо подбрасывали в творческую печку. Тем не менее после концерта я твёрдо решил никуда не заезжать, ни в один бар, ни в один ресторан. Завтра тяжелейший день — мне предстояло сыграть свою лучшую роль. И не перед камерой, а в жизни. Довести отморозков до беспредела и при этом остаться в живых.
С твёрдым намерением раньше лечь спать я поехал в гостиницу.
Но проблемы цепляются друг за друга, как головы гидры, — одну отсечёшь, две вырастут. Такого сюрприза, как в фойе гостиницы, я точно не ожидал. Изящно закинув ножку на ножку, на самом виду, в «лобби» сидела. Вика! Она была ещё прелестней, чем позавчера. Её лицо, нет. как обычно, её лик светился счастьем! Увидев меня, она подбежала ко мне, уже привычным жестом обвила руками шею:
— Ты помнишь, что обещал? Если я стану женщиной, то ты мне не откажешь. Так вот. Поздравь меня — я стала женщиной!
— Боже мой! Ну ты даёшь!
Я даже не понял этой игры слов: «Ну ты даёшь!»:
— Как? Когда?
— Вчера вечером.
Она смотрела на меня такими счастливыми глазами, как будто случайно проезжавший мимо неё царевич на белом коне сделал ей предложение, причём в то время, когда она выносила из дому мусорное ведро.
— И кто же тебе так удружил?
— Один мой друг детства. Он очень верный друг. Всегда исполняет всё, что я прошу.
Миха, ты замечал, что у всех женщин в нужный момент появляется какой-нибудь загадочный друг детства?
Вика по-хозяйски взяла меня под руку:
— Ну что, пойдём к тебе, в твой люкс?
Меня мама в детстве учила терпению: завязывала шнурки на ботинках на множество узелков, а потом заставляла их развязывать. Как правило, предлагала это делать на ночь. Я потом очень крепко спал. Мало кто знает про такой хитрый метод успокоиться. Я представил себе, как я развязываю завязанные мамой шнурки, чтобы не взорваться:
— Погоди-погоди, Вика.
— Что значит — погоди? Ты же обещал!
— Во-первых, убери руку, на нас смотрят. Я женатый человек.
— Был!
— Ах, ты и это знаешь?
Конечно, я мог на час или на два завести её в свой номер, сделать то, что обещал, и таким образом избавиться от неё навсегда. Но меня что-то останавливало. Наверное, это называется интуицией, или, по- нашенски, — чуйкой. Да-да, я не раз уже замечал, чуйка — наш главный предохранитель. И горе тем, кто, как Паша, заглушил её погоней за бабками. Моя чуйка негодовала: «Не трогай её! Обожжёшься!» К тому же за мной действительно следили, я обязан был соблюдать осторожность во всём. Ещё неизвестно, чем закончится завтрашний день. Успеют меня порешить беспредельщики, позволит это сделать им Машин босс, чтобы избавиться заодно и от российской звезды, позорящей его отчизну работой без разрешения? Мне надо было снова сбить Вику с её «программы» каким-нибудь вопросом-нежданкой типа как сегодня в ЕГЭ, выиграть время:
— Скажи, Вик, честно, тебе с одноклассником понравилось?
— Если честно, не очень. Он, в отличие от тебя, неопытный.
— Откуда ты знаешь, что я опытный?
— Ты же был женат! И потом в газетах писали, что у тебя было больше ста женщин!
— Вика, ты вправду веришь, что кто-то из журналистов считал? Вот так ходил за мной много лет и считал?
Моя чуйка продолжала возмущаться: «Ей 17 лет! А что, если это вообще подстава?..»
— Вика, послушай меня внимательно и не тереби за рукав. Стой спокойно и слушай. За нами сейчас следят. Понимаешь, следят! У меня здесь проблемы. Серьёзные! Меня, если хочешь знать, вообще убить могут!
— Да ну?! — В её голосе послышалось дополнительное ко мне уважение. — А ты не врёшь?
— Эх, если бы! Но дело даже не в этом. Да, я тебе обещал, что если ты станешь женщиной. Но ты забываешь вторую часть моего условия: чтобы тебе исполнилось 18 лет! Я в чужой стране, и закон никакой нарушать не буду! А может, ты вообще подстава?
— Я не подстава.
Вика, как и в прошлый раз, собралась заплакать, чувствуя, что её мечта о пятизвёздочном отеле и интимной связи со звездой на королевской кровати в очередной раз не сбудется.
— Ну хорошо не подстава. Согласен. Но давай так. Сейчас спустимся в бар, я возьму тебе две бутылочки вина, одну подаришь маме, одну разопьёшь с подругами.
— Как? Ты даже не пригласишь меня в свой номер?
— Ни за что!
— Ну почему же, почему? Ты же обещал? В конце концов ты мужик или нет?
У меня оставалось только одно средство — напугать её!
Для убедительности следующую фразу я проговорил ей на ухо, с интонацией подпольного революционера:
— Вика, у меня сейчас в номере соберётся местная мафия. Они хотят втянуть меня в одно очень опасное дело. Я, конечно, буду сопротивляться! Ты же понимаешь, я умею сопротивляться. Даю тебе слово, я им не уступлю! А вот что потом будет, одному богу известно. Они не просто мафиози — монстры! Не дай бог, тебя увидят. Знаешь, чем они занимаются? Торгуют девчонками такого возраста, как ты. В гаремы продают! Немедленно вали отсюда. Я даю тебе сто долларов, вот — купи себе какое-нибудь платье, всё-таки у тебя праздник.
— Какой? — Сто долларов её резко отрезвили.
