Aschenbrodel (1900) Сад на задворках.
Золушка: Рыдать не стоит, что они до слёз меня бранят, беда — рыданья сами, но не брань. Не стану плакать об их зле, и злоба станет добротой, как сдоба сладкой; если ж я рыдать бы стала — туч темней сгустилась б злоба, свет закрыв. Нет, злобу плач так тяжелит, что слёз не хватит для того, чтоб ими злобу утолить. Зло у меня отняло б жизнь, оно — чудовище, оно объело б до смерти меня. Как мне приятен злобы яд, ведь я не плачу, а смеюсь, и только слёзы счастья знаю, бездумного веселия. В моей крови сидит каприз, не ведающий о слезах. Когда меня до слёз бранят, во мне рыдает тайный смех, к их злобе моя радость льнёт, она не злится и на злость. Слепая ярость стрелы шлёт за мной — с них каплет злости яд, — а я смеюсь. Моя душа как солнце светит им в ответ. И даже если тихий луч их не коснётся — ослепит их злое сердце миг любви. К тому ж — я вечно занята, нет времени рыдать, на смех же найдётся время! Труд смешит. Смеются руки от труда, смеётся сердце от души, и всяк смеётся им в ответ, волей–неволей. Что ж, душа, давай–ка высмеем наш плач. Собирается уходить. Её сестры подходят к окну на верхнем этаже.
Первая сестра: Эй, что стоишь, как столб среди двора, под солнцем полдня? Что, вообразила — от тебя нет силы глаз отвесть, поди? Долой, на кухню, слышишь? Марш! Не забывай свой жалкий долг! Золушка: Иду, иду. Утишь свой гнев. Застигла мысль меня врасплох, когда на кухня шла я; вот, я думала, какие вы красивые, ты и сестра, как гордо лик несёте свой, я вам завидую. Прости, и я послушно удалюсь. Уходит.
Первая сестра: Тупа — и ей бы всё мечтать! Не слишком ли мы к ней добры? Тайком высмеивает нас, а схватишь за руку — плутовка тотчас состроит мину скорби. За хитрую нерасторопность я плетью её накажу. Пусть ткань работы обовьёт её, как облако из сажи. О красоте дам помечтать ей, лицемерке, что сейчас в безделии скучала. Ну, пойду задам работы ей. Закрывает окно.
Смена декораций.
Комната в королевском дворце.
Принц:
