Впрочем, спустя минуту Сазонов, сославшись на какие-то дела, деликатно оставил их наедине, любезно предоставив им для разговора собственный кабинет.
Романцев с первого взгляда определил, что перед ним – птица высокого полета. У незнакомца была респектабельная внешность и спортивная фигура. Дорогой темно-серый костюм, черные лакированные туфли, белоснежная рубашка, загорелое волевое лицо без единой морщины, и только проседь на висках выдавала, что ему уже слегка за сорок. От него исходил слабый аромат французского одеколона и дорогого табака. В обстановке какого-нибудь первоклассного отеля на побережье Флориды или Французской Ривьеры он выглядел бы вполне естественно, но здесь, в казенном совдеповском кабинете, воистину казался пришельцем из иных миров.
Он не подал руку, как этого следовало ожидать при первом знакомстве, не поприветствовал молодого человека хотя бы легким кивком, просто указал на свободный стул.
– Присаживайтесь, Романцев.
Незнакомец обошел покрытый зеленым сукном стол и уселся напротив Алексея. Одного пристального взгляда льдистых голубых глаз оказалось достаточно, чтобы Романцев почувствовал себя не в своей тарелке. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным человеком, не доводилось видеть такие глаза – холодные, как космический лед, всепроникающие и безжалостные.
– Карпинский Игорь Юрьевич. Я работаю в Комитете госбезопасности.
Романцев инстинктивно потянулся рукой к горлу, чтобы слегка ослабить узел галстука, но тут же спохватился и с вызовом посмотрел на незнакомца.
– Да, я работаю в КГБ, – повторил Карпинский, от которого не скрылось минутное замешательство собеседника. В его голосе не было угрозы, скорее сквозил слабый интерес к личности сидящего напротив человека. – Кажется, я вас напугал, Алексей Андреевич?
– Вам показалось, – криво усмехнулся Романцев. – Признаться, меня несколько удивляет интерес КГБ к моей скромной персоне…
– В некотором роде вы действительно представляете для нас интерес. Но это не совсем то, о чем вы сейчас думаете.
– О, вы умеете читать мысли, – подал реплику Романцев. – Как интересно…
– Нет, мысли мы пока еще не научились читать, – краешком губ усмехнулся Карпинский. – Но я немного знаю людей, а потому их мысли зачастую для меня никакая не загадка.
– Для меня тоже, – набравшись наглости, сказал Романцев. – Хотя ваши мысли, боюсь, я читать не способен.
– Итак, мне известны ваши взгляды, – продолжил Карпинский. – Я нахожу их… не вполне зрелыми. Между вашими специальными знаниями и политико-философскими воззрениями лежит глубокая пропасть. Но вы человек способный, так что это печальное обстоятельство будет нетрудно устранить. Сейчас, впрочем, речь не об этом. Скажите, Романцев, почему вы так не любите КГБ? Вы ведь действительно нас не любите?
– А за что вас любить?
Романцев понимал, что переступил грань дозволенного, но что-то подсказало ему, что с этим человеком лучше говорить открыто, без обиняков. Мало того, Романцев поймал себя на мысли, что ему этого хочется.
– Не за что, – подтвердил Карпинский. – Среди вашей родни есть жертвы репрессий, хотя самых близких вам людей сия доля миновала. Вы получили хорошее воспитание. Вы проповедуете либеральные взгляды, хотя и не в таком экстремальном варианте, как мы это видим на Западе…
– Вы хорошо проинформированы, – сухо заметил Романцев. – Я могу быть свободен?
– Вы можете уйти в любой момент, – подтвердил Карпинский. – Если не хотите, конечно, продолжить наш разговор.
Романцев колебался недолго. Он решил остаться. Этому было лишь одно объяснение – Карпинский. Такие, как он, знают толк в людях и умеют, если им это нужно, подчинять людей своей воле. Они знают, что такое сила, мощь, власть и как всем этим пользоваться. Карпинский мог быть опасным человеком. Но еще в большей степени он был интересен самому Романцеву.
Не имея солидного жизненного опыта, Алексей тогда не понимал одной важной вещи. Тогда он еще не знал, что человеческая жизнь похожа на дорогу с развилками. Если бы он оборвал в тот момент наметившийся между ними контакт, то остался бы при своих интересах: шел бы дальше своей дорогой, по избранной им стезе экономиста. Приняв предложение продолжить этот разговор, он, сам не зная того, оказался на жизненной развилке, и Карпинский мастерски заставил его изменить направление движения.
– Алексей Андреевич, как бы вы отнеслись к предложению работать в КГБ? – после довольно продолжительной паузы спросил Карпинский. – Допустим, что я уполномочен сделать вам такое предложение…
– Господи… Нет, конечно же, нет! – Романцев громко расхохотался. Он ожидал чего угодно, но только не этого. – Как это у вас называется? Вербовка, кажется? А может, вы собираетесь меня купить? И какую цену положите?
– Купить? – Легкая улыбка тронула уголки рта Карпинского, но его глаза по-прежнему смотрели холодно и отчужденно. – Нет, вас никто не собирается покупать. Вот это качество меня в вас больше всего и привлекает – то, что вы не продажный человек.
Затем последовал монолог Карпинского, который длился примерно полчаса. Он был предельно откровенен, а порой выдавал такие вещи, что у Романцева, который слушал его как завороженный, просто глаза на лоб лезли от изумления.
– Среди руководства страны сейчас нет единого мнения, как должны проходить будущие реформы, – сказал своим ровным, чуть глуховатым голосом Карпинский. – К тому же неясно, как отнесется к преобразованиям ГБ, ведь она призвана защищать существующий строй, другими словами, всеми силами будет пытаться сохранить статус-кво. Вы понимаете, о чем я говорю, Романцев?
