— Я у вас найду виноватого! я найду! Все, с… сыны, в Сибирь пойдете… Чем он вам виноват? Чем?! у-у-у… так увечить человека? а?.. за что вы его изувечили? а?! за что?!! я тебя спрашиваю, морда!!. а?!!
Атаман, стиснув зубы, тряс своим внушительным кулаком под носом у Кирея. Кирей слегка, очень почтительно и как бы виновато, пожал плечами, не отводя рук от швов, и покорно склонил на бок голову.
— Вашбродь! дозвольте вам доложить: мы его не увечили. Я так и говорил ребятам: «Кулаками бейте, а ногами не сметь… Чтобы расколу кости никакого не могло быть»… Предупредил я, вашбродь! Конечно, в горячке тут не усмотрели, вышла ошибка — два зуба ему вышибли… Климка, собственно, подлец… Ну, тут… он ведь как ругался-то, вашбродь! Никакой возможности терпеть не было…
В выпученных глазах и в склоненной на бок голове Кирея появилось выражение оскорбленного и покорного недоумения.
— Кабы не в ошибке дело, вашбродь! — продолжал он тоном извинения, сделавши краткую паузу. — Главное, Климка в сердцах здорово бил, — человек он при силе, мономент просто, — ну он, действительно, и старался… «Отдай, — говорит, — девку!..»
— У-у, м-мерзавцы!.. ффа!!.
— Так точно, вашбродь! Он полагал: купец виноват, а купец в девке не виноват оказался: она в погребу сидела…
— Вот видите! (Атаман сначала обратился в мою сторону, как бы приглашая меня в свидетели, а потом энергически ткнул перстом в сторону Кирея). А вы… а-ах, вы…
— Так точно, вашбродь… В ошибке дело вышло — сознаю, вашбродь… Через них, можно сказать, и я мог оказаться перед вашим благородием мерзавцем, а я за конфуз для себя всегда считал… Так точно, вашбродь… Я понимаю, к чему я обязан… И прочее… Вчера объявилась… Продиктованная девка! Он, вашбродь, свою линию гнул, Климка: в воскресенье, значит, запой будет… Говорят, Катьку за него согласился отдать Михаила. «После такой страмоты, — говорит, — кто ее возьмет? Пускай идет за этого черта!» В церковную веру перемазывается Климка… Рад с… сын! Сейчас, при радости, с купцом ходил мириться… Вы, вашбродь, не сумлевайтесь, мы покончим дело без суда. Нам самим, вашбродь, канфуз на себя наложить не желательно. Мы сроду ни с кем не судились и не желаем даже… Вот теперьча Климка этого купца спиртом растер и внутрь ему спирту дал. Купец говорит: «Воздыхание в грудях стало будто полегче»… Только вот в деньгах не сойдемся: он просит пять рублей за два зуба и ведро водки — это уж вон в какую цифру хлыщет! А мы с своей стороны согласны деньгами два целковых и полведра водки…
Устал ли атаман выражать свой гнев или дальнейшие сообщения доблестного представителя станичной полиции действовали на него умиротворяющим образом, но он, сохраняя суровый, негодующий вид, внимал все-таки довольно спокойно своему сотруднику по охранению порядка. И Кирей, точно чувствуя под ногами более твердую почву, продолжал свое повествование уже с чисто эпическим спокойствием, которым, пожалуй, можно было бы даже полюбоваться, если бы не эта… святая простота…
Возвращаясь от атамана, я встретил Климку. На лице — счастливое, глупое и торжественное выражение; в руках — узелок, по-видимому, с пряниками и орехами. Увидев меня, он широко улыбнулся и раскланялся. Что за сила, в самом деле, и какая красота в этом могучем теле, в этом добродушном, смуглом лице с пробивающейся бородкой!
— Как дела? — спросил я у него.
— Ничего, слава богу! В вашу веру перехожу…
— Что же, милости просим. Почему так?
— Да собираюсь жениться…
— Дело не плохое. В добрый час!
— Нижающе благодарим!
— А не секрет — на ком?
Улыбка его расплылась во всю ширину лица, и, не глядя на меня, он ответил:
— Гляди, небось слыхали? У Медведевых беру… Катерину…
— Вот как! А я слышал, что ее по этапу должны были прислать?..
Он придвинулся ко мне так близко, что я мог слышать от него запах водки, и, понижая голос почти до шепота, сказал:
— Да ведь она дома скрывалась! Со снохой своей оне все это оборудовали. Два дня в погребу высидела! — воскликнул он громко, с искренним торжеством, и потом опять зашептал: — Туда ей сноха и есть носила… Жених приехал постелю брать — ее нет… Скандал!..
Климка комически зажмурил глаза, поднял брови, вздернул плечами и как-то особенно изогнулся. Видно было, что он находится в чрезвычайно взвинченном состоянии.
— Начал он Михаилу страмотить. «В суд, — говорит, — подам за бесчестье! ста рублями со мной не разделаешься за такое дело»!.. И Михаила осерчал. «Ты, — говорит, — не в правах меня при всем народе конфузить… Долой с моего двора!..» Прогнал!..
Он произнес последнее слово тонким, ликующим голосом и визгливо засмеялся, качаясь всем корпусом.
— Прогнал… — повторил он с удовольствием. — Ну, в обеды вчера прогнал, а она сейчас же из погреба вылезла, Катерина… Хват-девка? а?.. Молодчина!.. Отец за бечеву, она — утекать… Ну, тут мать вступилась, не дали ему бить… Вечером приходит ко мне брат ее, Сашка, — он мне друг ближающий… «Идите, — говорит, — к нам…» Я сейчас отцу в копыта: «Не лиши, дрожайший родитель»… и прочее… Ну, старик поломался-поломался и согласился. Мать долго-таки кричала… два раза костылем даже огрела, ну, тоже сдалась… И вот, значит, сегодня «стклянку» распиваем…
Он глядел на меня счастливыми, смеющимися глазами, и мне даже завидно стало видеть его добродушное, немножко пьяное, сияющее лицо.
— А ты зачем это людей бьешь? — спросил я.
— В ошибке дело вышло… Ночным бытом не разобрали. Да мы ничего, помиримся!
Тот же эпический спокойный тон, что и у Кирея.
12 октября
Был инспектор. Подготовкой новичков остался доволен. Проверял библиотеку. Отыскал книги, не допущенные каталогом министерства, и придрался. Я показал ему им же данное разрешение, и он несколько даже изумился.
— Гм… это по недосмотру, — сказал он, строго посмотревши сначала на меня, а потом на книги.
После минутного размышления он все-таки прибавил:
— Вы бы их куда-нибудь в уголок, что ль… подальше. А то как бы батя не донес. И вообще, молодой человек, я вам советую: поосторожней с этим…
При ревизиях библиотеки мне приходится переживать и тревожные, и веселые минуты. Кажется, всякий ревизующий уверен, что непременно он разыщет крамолу среди этих благонамеренных, серьезных и молчаливых рядов книг, тесно сжавших друг друга, а в иных местах братски похилившихся друг на дружку…
В прошлом году проверял библиотеку наш полицейский заседатель, Касьян Иваныч Пташкин, титулярный советник. Благодушный человек. Сначала взялся за дело ретиво, а потом видит — книг много (у нас в библиотеке уже более тысячи томов), а проверка туго подвигается вперед — стал действовать наскоком. Выхватил брошюрку в красной обложке: «Тмин и его разведение».
— Это что за «тмин» такой? — подозрительно и строго спрашивает он у меня.
— Растение такое.
— Гм… рас-те-ние?..
Он прищурил левый глаз, поднял правую бровь и искоса посмотрел на книжечку, которая выглядела так нарядно, весело и даже легкомысленно.
— Растение… «Тмин… и его… разведение»… Не слыхал. Шестой десяток существую на белом свете — не слыхал.
— Может быть, водку тминную пили когда-нибудь? — сказал я, пытаясь вывести из подозрения злополучную брошюрку.
