— Дорогая, не делай поспешных выводов, — одёрнула её сестра.
Барышня обиженно скривила губы и пожала плечами.
— Где вы были утром, когда убили полковника? - спросил я.
— Мы решили отправиться на прогулку, — ответила Енская, — собралась очень милая компания, десять человек...
— Мы проезжали мимо скалы, с которой свалился полковник, — добавила Каверина, — да... я вспомнила... неподалёку была привязана лошадь... я тогда и не предположила, что это лошадь полковника...
Поблагодарив наблюдательную барышню, я обратился к её сестре.
— Вы бы не могли рассказать мне о смерти вашего мужа? - спросил я.
— Он неожиданно заболел, — печально произнесла Енская, — у него начались сильные головокружения и потери сознания... доктора не знали, как ему помочь... Он страдал два месяца, и однажды ночью умер...
Вдова печально опустила взор. Я перевёл взгляд на Аннет, которая задумчиво смотрела на сестру, в этом взгляде читалось искреннее сочувствие.
— Я любила своего супруга, — произнесла Енская.
— Ваш муж не любил карты? Это правда? - поинтересовался я.
— Да, всё верно... с картами у него были связаны неприятные воспоминания, — ответила Енская, — на мой взгляд, нелюбовь к картам похвальна...
Сестра молча смотрела на Енскую, по взгляду барышни я понял, что она не разделяет мнения старшей сестры.
— Вы не согласны с этими словами? - спросил я её.
— Мне бы не хотелось ранить мою сестру, — произнесла Аннет Каверина, — но нелюбовь Енского к картам стала подобна безумию. Он открыто преследовал всех картёжников Петербурга, двое из которых, благодаря его стараниям, отправились в тюрьму... А один бедняга покончил жизнь самоубийством... Енской боялся, что я могу стать женой картёжника - какая глупость!
— Прости, но ты неправа! - перебила её сестра.
— Сыщик должен знать и моё мнение! - гордо произнесла Каверина. - Я полагаю, что смерть твоего мужа связана с гибелью бедняги полковника. Енской многим не нравился, а полковник был его родственником и другом! Возможно, Енской поделился с ним о своих подозрениях.
Вдова Енская промолчала.
— Простите, но вы только что говорили о своих подозрениях относительно дочери полковника, — напомнил я Кавериной.
— Насколько мне известно, сыщикам необходимо несколько версий, — с дерзкой улыбкой ответила девушка, — вы должны быть благодарны мне за две идеи... А что из них истинна — вам решать!
— Мне остаётся только поблагодарить вас, — ответил я почтительно склонив голову.
Барышня торжествующе взглянула на сестру.
— Мой муж был хорошим человеком, — повторила Енская.
Не в силах более сдержать слёз, она, извинившись, вышла из гостиной.
— Мне не хотелось говорить этого при сестре, — быстро произнесла Каверина полушёпотом, — но Енской был очень суровым и жестоким человеком. Возможно, таким его сделали жизненные невзгоды, но он дурно обращался с моей сестрой.
— Дурно обращался? - я попросил уточнить, подобные выводы можно истолковать по-разному.
— Во-первых, Енской был прижимист, но не скупец...
— Он ограничивал супругу в средствах?
— Нет... не особо, но требовал постоянных отчётов... Ещё Енской желал от супруги беспрекословного послушания - для меня это было бы очень унизительным. Он пытался заставить и меня подчиниться его воле, но у меня не столь кроткий нрав, — она гордо улыбнулась.
О нраве красавицы Кавериной судачило всё водяное общество, некоторые дамы даже боялись даже заговорить с Аннет, чтобы не получить в ответ меткую колкость.
— Он контролировал каждый шаг супруги? - спросил я.
— Верно, именно так! - ответила Каверина.
— Ваша сестра оставалась довольна подобной жизнью? - я знал, что многие дамы любят, когда их чрезмерно опекают.
— Поначалу подобный контроль очень нравился моей сестре. Вы же видели, какого она нрава! Она очень робкая и нерешительная, она не может даже распоряжаться со слугами. Ей был нужен именно такой супруг.
— Потом опёка ей наскучила?
— Нет, не в этом дело... Енской начал вести себя слишком грубо, он требовал от неё полного послушания. Без него супруга не смела даже заказать себе платье: цвет, ткань фасон платья - всё согласовывалась с ним. А также обувь, украшения и причёска — должны быть полностью одобрены супругом. Однажды она осмелилась приколоть к платью белую розу! Какой разразился скандал!
Каверина вздохнула.
— Мне было очень жаль свою бедную сестру, — произнесла Аннет печально, — даже для её кроткого нрава подобный контроль показался тиранией. В обществе она усиленно старалась казаться довольной своей супружеской жизнью, но я слышала, как она украдкой плакала, запершись в своей комнате...
Я поблагодарил Аннет Каверину за откровенность.
— Простите, — обратился я, уходя, — я слышал о самоубийстве одного знатного господина, который оказался карточным шулером... Не его ли разоблачил Енской?
Каверина помрачнела.
— Да, всё верно, речь шла именно о нём...
Журавлёв, один из наиболее неприятных мне светских хлыщей, старался держаться с холодной учтивостью. Его семья добилась привилегий благодаря деньгам, полученным за счёт ростовщичества, чего новоиспечённый светский господин не любил вспоминать. Он встретил меня в халате за утренним кофе, хотя время уже было далеко за полдень. Несмотря на домашний наряд, его лицо было напудрено и нарумянено, а завитые волосы тщательно напомажены.
— Я веду следствие смерти полковника Суханова, — произнёс я, — позвольте узнать, где вы были в утро его смерти?
— Я поспал почти до обеда, — ответил он, — не пристало подниматься слишком рано!
Сделав глоток кофе, он окинул меня гордым взглядом. Не знаю, какая гримаса невольно промелькнула на моём лице, но Журавлёв поспешил отвести взор и явно стушевался.
— Это возмутительно! - наконец, произнёс он. - Как вы смеете подозревать добропорядочных людей в убийстве!
— Служба обязывает, — ответил я кратко.
— Ах, служба...
На ухоженном лице собеседника промелькнула тень презрения.
— Вы были знакомы с господином Енским? - спросил я.
— Нет, не имел чести знать, — ответил Журавлёв.
— Несколько мне известно, у вас были напряжённые отношения с полковником, — напомнил я.
— Старый сноб, он невзлюбил моего отца, и постоянно говорил в обществе нелицеприятные вещи о прошлом моей семьи, — ответил Журавлёв. - Как долго вы будете донимать меня своими подозрениями?
Мой собеседник снова гордо запрокинул голову.
— Спешу вас разочаровать, наша беседа только начата, — ответил я сурово.
— Учтите, я не намерен сносить оскорбления! - пригрозил Журавлёв.
— Позвольте узнать, какую кару вы мне приготовили? — мне стало смешно, наверняка, этот павлин
