обнаружила флакон в его вещах. Он не заметил. Ушел. Потом я позвонила ему и сказала, что вытащила яд.
– Зачем же вы его хранили? – спросил следователь. – Логично было бы уничтожить опасное зелье.
– Я и собиралась. Но Сергей умолял не делать этого. Он сказал, что сам тайком взял этот флакон у одного уважаемого человека. Если бы он... Если бы он использовал яд, то было бы уже все равно, а теперь, когда он передумал, надо незаметно вернуть флакон хозяину. Он попросил вернуть ему флакон. Поэтому мне и пришлось ехать поездом, хотя я предпочитаю летать.
Пилипенко задумчиво хмыкнул. Казалось, что он больше не слушает девушку, которая продолжала свои объяснения:
– Он уверял меня, что передумал. Мы договорились встретиться в Ялте и провести время, просто отдохнуть. Но с яхты он стал звонить мне и писать сообщения. Он опять решил сделать это!
Следователь будто очнулся, спросил:
– Каким же образом флакончик вновь оказался в вашем номере, а яд все же был использован и Шурупов отравлен?
– Он не мог быть в моем номере. Его забрала... Одна женщина... Я все поняла! Это она! Она подбросила мне флакончик.
Груздева вскочила и указала на Шурупову дрожащим пальцем.
– Я? Подбросила? – возмутилась та. – Вот интересно: как и когда?
– Не имею понятия. Я показала тебе флакон. Вместе с запиской Сергея, которую я вырвала из судового журнала. Ты ж сама настояла на том, что должна иметь эти вещи. Как законная жена. И забрала.
– Клевета и наглая ложь.
– Я христианка и всегда говорю правду.
– Но порой о чем-то умалчиваете, мягко возразил Пилипенко. – Я одного не пойму: как же это можно проникнуть в гостиницу, пройти незамеченной, попасть в ваш номер? И подбросить флакон.
– То-то и оно! – вставила Шурупова.
Она развернулась на диване, усевшись вполоборота к Груздевой, почти спиной к ней.
Пилипенко задумался. Вдруг лицо его просияло. Он тихо щелкнул пальцами. Сказал бодро:
– А теперь позвольте представить вам еще одного человека. Лейтенант! Очередь за объектом номер два.
Лейтенант Клюев встал и вновь распахнул дверь. Часовой впустил в помещение редакции Киллера, закованного в наручники.
– Этот человек подозревается в покушении на заказное убийство, – объявил Пилипенко.
Киллер оглядел присутствующих, вдруг улыбнулся.
– Здравствуйте! – воскликнул он, обращаясь к кому-то.
Груздева, Шурупова и Бакунин разом вскинули головы. Киллер явно смотрел на одного из этих людей, но никто из них не подал вида, что узнал его.
– Кому ты это сказал? – спросил следователь. – Ты узнаешь кого-либо?
Киллер, широко улыбаясь, протянул обе руки, сцепленные в браслеты.
– Вот эту красивую женщину.
– Какую из двух? Здесь все женщины красивые.
– Да вот. Ту, что сидит слева. Мы ехали в одном купе из Одессы.
– Впервые вижу этого человека! – с негодованием воскликнула Шурупова.
– Не сомневался, что вы сделаете именно такое заявление, – сказал ей Пилипенко и повернулся к киллеру. – Ты не ошибаешься? Ты ж всю дорогу бухой был.
Улыбка на лице киллера погасла.
– Если мне удастся выкарабкаться из этой истории, – сказал он, – клянусь: ни капли больше в рот не возьму!
– Это правильно, – с деланным одобрением сказал Пилипенко. – Я вот например, уже полгода, как курить бросаю.
– Честно слово! Я и правда – плохо помню,
– Вот видите! – чуть ли не крикнула Шурупова.
– Но вас я помню, – продолжал киллер. – Как женщину...
– Что-о? Уберите этого помешанного!
– В смысле, красивую женщину. Соседку по купе.
– Ты разговаривал с нею? – быстро спросил следователь.
– Да, конечно!
– Ты дал ей свой телефон?
Лицо Киллера изобразило страдание.
– Не помню. Я совсем не помню, о чем разговаривал.
Пилипенко обратился к Шуруповой:
– Светлана Викторовна, а вы-то трезвой в этом поезде ехали?
– Да за кого вы меня принимаете?
– Тогда вы должны помнить, кто был с вами в купе.
– Люди какие-то, – пожала плечами Шурупова. – Я не приглядывалась. У меня вообще плохая память на лица.
Она пристально посмотрела на Киллера. Проговорила:
– Возможно, он и вправду был в купе.
– Да точно был! – весело воскликнул киллер. – Бухой – не бухой, но вас-то я помню.
– Да все вы на одно лицо! – не глядя, парировала Шурупова, затем обратилась к следователю: – Наверное, это все же был он. Но никакого телефона он мне не давал. И я ничего не записывала, можете проверить мой аппарат.
Она достала из сумочки мобильный телефон – дорогую, стильную модель – и протянула следователю.
– Я ведь замужняя женщина! – с возмущением сказала она и добавила: – Была...
– Хорошо. Я вам верю, – сказал Пилипенко. – Телефона вы не записывали. А адрес?
– И адрес тоже!
Пилипенко посмотрел на киллера:
– А ты знал заранее адрес, по которому будешь проживать в Ялте?
– Конечно! Я ведь всегда стою в этой халупе в Аутке, у одной и той же хозяйки, чуть выше домика Чехова. Там даже ручей по участку течет тот самый, который затем течет...
Пилипенко поморщился, ткнул ладонью в сторону Киллера:
– Не надо географии.
– ...по участку великого писателя... – никак не мог остановиться киллер.
– Да хватит за литературу, сказали ж вам! – рявкнул на него Жаров.
– Молчу, – ответил киллер и картинно застыл в покорности.
– Заметим эту деталь, – сказал следователь. – Наш неудачливый киллер знал адрес своего будущего проживания. Он мог сообщить его Шуруповой в поезде. Что он и сделал, между прочим. А вы воспользовались информацией, чтобы подбросить этому нетрезвому человеку пистолет. Даже в бесчувственную руку ему вложить, чтобы отпечатки оставил. Это ваш след вязала служебная собака, а не его. Так и привела нас к халупе.
– Какой пистолет? – возмутилась Шурупова.
Пилипенко посмотрел на нее, как казалось, с искренним изумлением.
– Да браунинг! Тот, из которого вы стреляли в девушку.
– Зачем мне было стрелять в девушку?
– А вот это я спрошу у самой девушки. Таня, как вы думаете? Была ли какая-то причина у нее вас убивать?
Груздева отодвинулась от Шуруповой на самый край дивана.
