— О-о-о, шевалье! О-о-о!
— Барон, только попробуйте опоздать завтра на площадь!
— Барон, попробуйте только и завтра молчать!
— О-о-о, барон! О-о-о!
Сколько длился обед, что подавали, что пили — Пэджет не замечал. Дуэлей сегодня не было, они отправились на обычные поиски приключений. Два часа болтались по улицам, пытались подраться на площади, но гвардейцы только смеялись и строили рожи. На часах собора стрелка подходила к семи. Отправились куда-то еще. Пэджет бросил их у тюрьмы.
Два часа он бродил по парку, не разбирая дороги. Потом вышел к проспекту, прошел пару кварталов, свернул на площадь Четырех ветров. Долго бродил вокруг эшафота, где готовились к завтрашней казни. Долго кружил вдоль домов, толкая прохожих. Потом, переулками, вышел на улицу Четырех династий. Долго шел до проспекта, свернул.
Долго шел по проспекту — вот особняк маркиза. Ограда, аллея, фонтан, парадное. Высокие окна залы. Долго бродил вдоль ограды. Вернулся на улицу Четырех династий. Дошел до своей, вернулся назад, снова свернул на проспект, снова бродил вдоль ограды. Шпага била бедро. Рукоять жгла сквозь перчатку. Холодные пальцы сцепили яблоко. Ладонь была каменной.
Незаметно кончился день. Опустилась горячая ночь. Он прошел два квартала, остановился. Дом стоял тихий, строгий, загадочный. В пряном воздухе разлился тяжелый звон — полночь. Пэджет свернул в ворота, поднялся. Через минуту он был в будуаре.
В камине горел жаркий огонь. Свечи били в глаза. Два бокала темного хрусталя.
— Это очень редкий коньяк, — она улыбалась. — Он не такой старый, нет. Только пятнадцать лет. Но это последний сбор. Потом виноградники выжгли. Сколько его осталось — не знает никто.
— Я не представлял, что такое бывает, — Пэджет не чувствовал вкуса. — Это королевский напиток.
— Королю он понравился, — хрусталь сверкнул у ее губ. — А королева в настоящем восторге. Она расстроится, когда его больше не будет.
— Но ведь есть много других? Таких же?..
— Есть... Но этот ей нравится больше. Может быть, больше всех.
— И что же ей делать? — Пэджет смотрел на мерцание длинного шелка. — Когда он закончится?..
— Не знаю. Это последний сбор.
Огонь в камине потрескивал. Свечи жгли. Она отцепила брошь. Волосы хлынули по плечам.
— Король даже не знал, что такой есть вообще, — она улыбалась. — У него в королевстве. Но король, конечно, должен знать обо всем. Что у него происходит.
— Король должен знать обо всем... — Пэджет не ощущал хрусталя в пальцах. — И это последний сбор...
— В этом доме пока еще остается, — она пригубила искристый бокал. — Хватит королю, королеве, и ее лучшим друзьям.
— Королева известна... Щедростью... И король тоже... Не меньше...
— Не меньше. Но таким редким напитком... Угощать они станут не всякого.
— Маркиз, я вижу... Входит в число таких? — Пэджет смотрел на колено под черной мерцающей тканью. — Ведь у маркиза оставляют шпагу.
— Здесь тоже. Только не всякие.
Камин горел ярким огнем. Свечи резали глаз. Было жарко. Она расстегнула заколку. Накидка скользнула, коснулась ковра невидимой тенью.
— Маркизу он тоже понравился, — она улыбалась. — Маркиз умеет ценить тонкий вкус. А это очень редкий коньяк. Таких больше нет. Во всем королевстве.
— Такого коньяка я никогда не пробовал, — Пэджет не ощущал пространства. — Это королевский напиток.
— И больше не будет, — она подняла голову. — Это последний сбор.
Свет блеснул на влажных губах.
— Я... не представлял... что такое... бывает. Это...
— Таких больше нет.
— Такой... волшебный... Я не могу... Я не знаю...
Ткань распахнулась. Кожа мерцала шафраном. Запах пронизывал мозг.
— Это королевский напиток.
— Я счастлив, барон, что в королевстве остаются люди, которые понимают истинный вкус.
Из полумрака возник маркиз де Мерибор.
— Поверьте, барон, даже ведь у короля... Вам, кажется, вчера дали ясно понять? Кому в этом доме место, а кому — нет?
— Но... Вы... Но герцогиня, я понимаю... Вольна сама распоряжаться своим временем?!
— Вам, кажется, вчера дали ясно! Понять, кто в этом доме! Распоряжается временем! Или как?
— Ах, маркиз! Я вас правильно понял? — Пэджет схватился за рукоять. — Я понял, вы, наверно, хотите, чтобы я просто ушел. Вот так теперь просто взял и ушел, да?
— Ах, барон, какая понятливость! — маркиз выхватил шпагу. — Я не просто хочу. Я очень! Хочу, чтобы вы просто! Ушли! Или вы просто уйдете, или останетесь здесь навсегда! Раз уж пришли!
Пэджет напал. Маркиз отразил удар, отскочил к двери.
— Куда вы, маркиз! Ах, в спальню! И что вы там будете делать, один?
Пэджет ворвался в дверь. Маркиз провел атаку с задержкой. Финт не прошел, Пэджет провел батман, маркиз чуть не выронил шпагу. Пэджет понял, что убьет маркиза раньше пяти минут. Он сделал выпад. Маркиз упал на постель, перекатился, соскочил с той стороны.
— Маркиз! Зачем же вы слезли с кровати!
Герцогиня возникла бесшумно и незаметно. Она стала у столика, заслонив канделябр — очертания тела четко прорисовались под невидимой тканью.
— Маркиз! Герцогиня вас ждет, только вот она, здесь! Будьте мужчиной!
Маркиз, как ни в чем не бывало, обогнул кровать, сделал выпад. Пэджет сделал отбив, отскочил, снова напал. Маркиз отразил удар, кинулся в контрответ. Шпаги стучали жестким хрустальным звоном. Пэджет нанес укол, на белой рубашке маркиза возникла красная капля. Маркиз на мгновение замер, глаза заметались, он отскочил, крепче перехватил шпагу. Они стояли в позиции почти минуту.
— Маркиз! Нападайте! Нападайте, а то я уйду, мне здесь скучно!..
Маркиз сделал выпад. Пэджет провел батман. Сталь звякнула, клинок Пэджета обломился у основания. Пэджет замер с эфесом в руке. Три секунды смотрел на пустую гарду. Затем клинок маркиза вошел ему между ребер.
Пэджет упал, откинулся спиной к дубовой панели, дернулся. Маркиз вогнал шпагу в дуб. Вытер лоб локтем, медленно подошел, вонзил кинжал рядом выше.
Угасающим взором Пэджет смотрел на герцогиню, маркиза — как тот подошел, сбросил ткань, привлек тело к себе. Пэджет видел, как маркиз трогает эти такие бедра, целует эту такую грудь, ласкает эти такие волосы, разводит эти такие ноги, дышит в эту такую шею... Пэджет еще видел спальню, видел кровать, видел герб...
Больше он ничего не видел.
* * *
