– Раз вы хотите, то да, конечно. В свою очередь я приглашаю вас с Павлом, но не на праздник, а на испытание станции дальней галактической связи. Вам будет интересно.
– Вы приписываете другим свои желания, – возразила она. – У вас, кажется, друзья на всех звездах, а у меня там никого нет. Как и ваш друг Ромеро, я привязана к Земле, а для ориентировки на ней хватает Охранительницы. Сомневаюсь, чтоб мне было интересно.
Я сказал сухо:
– При такой общности земных интересов вы, пожалуй, больший друг Павлу, чем я. И раз вас не интересует галактическая связь...
– Общий сбор у Коровы. Доброго кувыркания в облаках! – сказала она и исчезла.
12
Это был последний большой праздник года, завершавший цикл поворотов в природе: Зимний солнцеворот, Большое таяние снега, Первый дождь, Летний солнцеворот, Большая летняя гроза, Первый снег...
В этом году не было уверенности, что торжество удастся. Праздник требовал слишком много энергии: все ресурсы Земли отдали строительству СВП-3. Выдвигались и другие соображения: половина населения планеты на космических стройках, а тем, кто остался, не до праздников: началась предпусковая горячка на станции сверхдальней связи. Но Управление Земной Оси выполняло свою программу неукоснительно. Если на Земле останется один человек, желающий повеселиться, для него развернут все установленные праздники.
Я думаю, это правильно. Мой помощник Альберт, увидев, какой размах принимает подготовка, направил Большой протест: 'Человечеству сейчас нет времени праздновать, кроме, может, отдельных весельчаков. Для кого вы стараетесь?' Большая ответила со всей электронной рассудительностью: 'Каждый человек достоин всего, чего достойно человечество'.
Как всегда, снеговые тучи прессовали над северной акваторией Тихого океана. Для интереса я слетал туда на рейсовой ракетке, а на Камчатке забрался в морскую авиетку. Охранительница предупредила меня, что надо потеплее одеться, но я пренебрег ее советом – и раскаялся. Холод был адский. Кругом простиралась непроницаемо белая пелена, похожая скорее на скрипящую под руками вату, а не на влажный туман: тучи спрессовывались из мельчайших льдинок, им предстояло лишь немного укрупниться, чтоб образовать готовые снежинки.
Я пригласил с собой на праздник и Альберта. Он явился раньше всех и, усевшись у памятника Корове, по обыкновению возился с формулами. Он всегда вычисляет – в свободное и несвободное время.
– Опаздывают ваши друзья, – сказал он и опять занялся вычислениями.
Я сел рядом с ним. Это местечко перед Пантеоном – любимое место свиданий. На приземистом, красного гранита постаменте корова склоняла рогатую голову, всматриваясь в меня темными выпуклыми глазами. Я в тысячный раз прочитал надпись, почему-то она всегда трогает меня: 'Кормилице людей. Благодарное человечество'. Во мне поднялись и прошли торжественно-широкие мысли. Никто давно не пьет молока от коров, но хорошо, что человечество не забывает свое прошлое. Над каменной рыже-черной коровой неторопливо плыли облака, обычные облака этого дня, не те, что наготавливались для праздника. Клены и каштаны стояли голые, лишь высокие узкие дубы не хотели прощаться с ржавыми листьями. Лужи затягивал ледок. Мир был суров и юн.
– Опаздывают ваши друзья, – повторил Альберт и, закончив одно вычисление, принялся за другое.
На площади опустилась авиетка с Ромеро. Кабина была заставлена свертками и пакетами, были даже два ведра. Ромеро помахал нам рукою.
– А Мери еще нет? Ладно, сейчас я ее доставлю.
Пока он летал за Мери, на площади приземлились еще три авиетки, из них вылезали друзья Ромеро, мужчины и женщины. Затем снова показалась авиетка Ромеро, за ней другая, с Мери.
– Кажется, все в сборе? – сказал Ромеро, весело оглядывая нас. – По креслам, друзья, и – за мной!
Мери сердито сказала мне, глядя в сторону:
– Приняли приглашение, но не удосужились залететь за мной.
– Я думал, что за вами залетит Павел, как, впрочем, и произошло...
Она отошла. Она не желала со мной разговаривать. Я уже подумывал, не отказаться ли от экскурсии. Если бы не Альберт, я постарался бы незаметно улизнуть.
Ромеро взял курс на север. Внизу проплыли три гряды жилых колец, затем потянулись парки, их сменили поля и леса. Ромеро шел на излучину реки Синюхи, где она образует петлю, поворачивая с запада на восток. На заросшем деревьями полуострове я не раз проводил летние дни, купался, влезал на дубы и тополя.
Ромеро опустился на полянку в центре излучины.
– Здесь! – сказал он, потопав ногами по земле. – Снег назначен на шестнадцать, у нас впереди четыре часа. Потратим это время на сооружение костра и приготовление еды. Сегодня, вероятно впервые в жизни для многих из вас, вы попробуете снедь и напитки, к которым не прикасались электронные руки автоматов. 'Будем подобны предкам!'– таков девиз сегодняшнего праздника.
Ироничный, малоподвижный Ромеро, в практических делах скорее наблюдатель, чем участник, сегодня с энергией командовал. Мы с Альбертом собирали валежник, другие мужчины расчищали местечко для костра, женщины распаковывали свертки и доставали необычную посуду – фарфоровые тарелки, металлические вилки и ножи, хрустальные бокалы, скатерти из странного материала.
– Где вы достали такое старье, Павел? – спросил я.
– В музее. Надеюсь, вы не подумали, что для обеда в манере предков я прибегну к услугам автоматизированных столовых? Скатерти из чистого льна – великолепно, правда?
– Грубоватая ткань. Надеюсь, еда не из музея? Я не хотел бы глодать котлеты, приготовленные пятьсот лет назад.
