Джером. – Эсме, может быть, и уйдет, не собираюсь с ней спорить. Однако я остаюсь вашим опекуном и хочу увезти вас куда-нибудь далеко отсюда, где вы забудете о Графе Олафе и о Квегмайрах, вообще обо всех ужасах.
– Забыть об Олафе? – спросил Клаус. – Как мы можем о нем забыть? Мы никогда не забудем о его подлости, где бы мы ни жили.
– А Квегмайров мы тоже не забудем, – добавила Вайолет. – Я не желаю о них забывать. Мы должны сообразить, куда Олаф увез наших друзей, и спасти их.
– Терси! – воскликнула Солнышко, что приблизительно означало: «Мы не хотим ни о чем забывать – ни про подземный туннель, который ведет к нашему разрушенному дому, ни про истинное значение букв „Г.П.В.“!
– Мои сестры правы, – сказал Клаус. – Нам надо выследить Олафа и выведать все секреты, которые он от нас скрывает.
– Мы не станем выслеживать Олафа! – Джером даже вздрогнул от этой мысли. – Нам сильно повезет, если он не станет выслеживать нас. Ну а вы разве не хотите спокойно жить со мной в полной безопасности?
– Конечно хотим, – ответила Вайолет. – Но нашим друзьям грозит смертельная опасность. И мы должны сделать все, чтобы их спасти.
– Ну хорошо, не буду с вами спорить, – сказал Джером. – Если вы решили, значит, решили. Я попрошу мистера По найти вам другого опекуна.
– Вы хотите сказать, что отказываетесь нам помочь? – спросил Клаус.
Джером вздохнул и по очереди поцеловал всех Бодлеров в лоб.
– Вы, дети, мне очень дороги, – сказал он. – Но у меня нет вашего мужества. Ваша мама всегда говорила, что я недостаточно храбрый. Я думаю, она была права. Удачи вам, Бодлеры!
Дети с удивлением глядели на Джерома. Он ушел, так и не оглянувшись ни разу на оставленных им троих сирот. Глаза их снова наполнились слезами, пока он постепенно исчезал из виду. Они больше никогда не увидят пентхаус Скволоров, им больше не придется ночевать в своих спальнях или даже хотя бы ненадолго нарядиться в шикарные полосатые костюмы. И хотя Джером не был таким, как Эсме, или Граф Олаф, или же крюкастый консьерж, он все равно был опекуном липовым потому, что настоящий опекун должен обеспечить детям дом, где спать, и какую-никакую одежду. И все, что на прощание они услыхали от Джерома, были слова: «Желаю удачи!»
Джером дошел до конца квартала и повернул налево, и Бодлеры остались одни-одинешеньки в этом мире.
Вайолет вздохнула и поглядела в ту сторону улицы, куда сбежал Олаф.
– Надеюсь, меня не подведут мои изобретательские способности, – сказала она. – Нам понадобится гораздо болыне чем просто удача, для того чтобы спасти Квегмайров.
Клаус вздохнул и поглядел в ту сторону, где лежали засыпанные золой руины их родного дома.
– Надеюсь, меня не подведут мои исследовательские способности. Все они нам понадобятся, чтобы разгадать тайну туннеля и гибели бодлеровского особняка.
Солнышко тоже вздохнула, глядя, как одинокую салфетку гонит сквозняк вниз по ступенькам лестницы.
– Байт, – сказала она, уверенная в том, что уж зубы-то никогда ее не подведут.
Бодлеры поглядели друг на друга и грустно улыбнулись. Они улыбались, так как верили, что изобретательские способности Вайолет не подведут; как не подведет исследовательский дар Клауса, и, уж конечно, не подведут Солнышкины зубы. Не имеет значения, сколько обрушилось на них несчастий в прошлом и сколько липовых ситуаций ждет их в будущем, но бодлеровские сироты были уверены, что они до конца своих дней могут надеяться друг на друга. И только эта их уверенность и была настоящей.
Моему любезному издателю
Мне очень жаль, что бумага насквозь промокла, но я пишу Вам из того места, где были спрятаны Квегмайры.
Когда у Вас дома в очередной раз кончится молоко за новую коробку расплатитесь в девятнадцатой кассе супермаркета, но не самого суперного. Вернувшись домой, Вы найдете в пешке с продуктами мое описание недавних злоключений Бодлеров в городке, который правильнее было бы назвать «гадкий городишко». Туда же в мешок всунуты помимо перегоревшего фонаря наконечник гарпуна и карта перелетных путей ворон «Г.П.В.», а также копия с картины «Совет Старейшин», для того чтобы помочь художнику делать иллюстрации.
Помните, Вы моя последняя надежда на то, чтобы история бодлеровских сирот стала достоянием широкой публики.
Остаюсь с должным уважением,
