на пояс Эмиля. — Они к обеду сказать изволили. И не пущать никого велели.
— Ясно. — Третий сеорин перекочевал в широкую ладонь стражника. Эмиль запрыгнул в седло, развернул коня. Все услышанное нужно было обдумать. От туповатого стражника большего добиться было нельзя, это Далорн понял сразу. Ворота были прикрыты, и хотя обезоружить дядьку с бердышом не составило бы особого труда, ломиться туда среди бела дня не стоило. Господина барона, то есть, Элибо, который если и был поумнее бородатой жабы, то лишь на чуть, Эмиль знал с детства. То ли от рождения слабоумный, то ли в раннем детстве ударившийся головой, Элибо, невзирая на свою тупость, мог быть опасен: не как человек, но как говорящее животное, — бешеный кабан, например. Ничего дельного не придумает никогда, но наворотит столько всего, что потом пять умников не расхлебают… С пяти лет у владетеля Далорна было три места, которые он, пусть и с некоторой натяжкой, мог назвать домом: родная Лорна, королевское поместье Энор и замок Бру. Сначала мать, которая была близка с Амели Алларэ, согласилась отправить сына в Сеорию, чтобы тот составлял компанию королевскому бастарду. Потом отец решил, что Эмилю не помешает пожить в Брулене, в компании моряков и контрабандистов. В результате восемь девятин в год юный Далорн проводил где угодно, но только не дома в герцогстве Алларэ. Элибо, который был на восемь лет младше Эмиля, нисколько его не интересовал. Двадцатилетнему Далорну, уважаемому члену Лиги свободных моряков, не было дела до толстого неуклюжего мальчишки; пять лет спустя выяснилось, что и Лига не стремится видеть в своих рядах бестолкового, тупого и стремящегося всеми командовать барона Брулена. К этому времени Эмиль уже и сам не слишком интересовался делами Лиги: семь лет он служил герцогу Алларэ, отправляясь то в Оганду, то в Тамер, то на острова Хокны. Но в замке Бру его принимали всегда — и уставшим, и раненым, потерпевшим неудачу или вернувшимся с победой, одной из маленьких и почти никому не видимых побед, которые порой оказывались песчинкой в шестернях больших государственных дел. Баронесса Брулен наверняка догадывалась о том, что Эмиль не просто для собственного развлечения то тайно, то вполне официально разъезжает по соседним странам, что ранения заработаны не на дуэлях и даже не в абордажных схватках, но никогда не расспрашивала Далорна о том, что и зачем он делает. Просто принимала, выхаживала и отмахивалась от благодарности. Марта умерла. Убита. Разумеется, Керо Къела здесь не при чем. Надо понимать, Элибо Брулену надоело подчиняться разумным приказам матери, и он решил стать самостоятельным. Да, безмозглый кабан способен и на такое. Свалить все на Керо? Дурная идея, учитывая, чья она воспитанница, но герцог Гоэллон сейчас слишком далеко, за горами Неверна, и Элибо может думать, что все останется безнаказанным. Он, разумеется, ошибается, рано или поздно ему предстоит узнать, почему с Пауком осмеливаются ссориться лишь дураки и сумасшедшие, но сейчас речь идет о девушке. Где ее держат? Дядька с бердышом, конечно, этого не знает, но имеет смысл спешиться на единственной дороге, ведущей от ворот, под замечательными раскидистыми дубами, так, чтобы не видно было со стороны замка, и подождать, не выедет ли кто посообразительнее, повыше положением. Потолковать по душам, тогда многое прояснится.
Или все-таки вернуться в замок, потребовать встречи с Элибо? А смысл? Девушку ополоумевший барон, конечно, не отдаст — ему же надо на кого-то свалить убийство баронессы, но зато будет настороже. Прикинуться его лучшим другом не удастся, Элибо глуп, но злопамятен, и наверняка затаил обиду за полное пренебрежение, которое все годы знакомства выказывал ему Далорн. К тому же вряд ли он сам смог все это придумать, значит, у него есть помощники, которые гораздо сообразительнее и поймут, что явление гостя и его интерес к трагической истории не случаен. В данном случае проще было действовать силой. Внезапность и сила — лучшее средство для разрешения подобной ситуации. Что именно он будет делать, Далорн пока что не знал, но еще и не стемнело. К трем пополуночи у него и возникнет план действий, и найдутся помощники: в порту Бру не так и сложно разыскать десяток-другой братьев по Лиге, которым можно объяснить, кто на самом деле во всем виноват. Лигисты едва ли возрадуются, узнав, что сделал Элибо, а они должны узнать, и чем раньше, тем лучше — это в любом случае, но нужно еще вытащить девчонку, и они помогут. А девица Къела наверняка сможет рассказать прорву интереснейших подробностей; если Гоэллон выучил ее хоть чему-то, то она не могла не заметить важных улик. Жаль, что замок достаточно велик и нельзя самостоятельно угадать, где прячут девушку, да и за ту половину часа, которую можно себе позволить, простым обыском ее не отыщешь; поднимать же переполох, допрашивая слуг — не лучшее дело. Нужно пробраться тайно, забрать девушку и вернуться в город. Долговязый юнец, прижимавший к груди бело-лиловый футляр, был одет как наследник кого-то из владетелей. Судя по тому, как он резво чесал по дороге, лошадь ему была не нужна. На спине льняного серо-сиреневого котарди гербовая вышивка: маяк и волна, — стало быть, это парень из Цвегерсов. Мальчишка бодро перебирал длинными журавлиными ногами, не замечая ничего и никого вокруг себя. Эмиль подождал, пока тот поравняется с деревом.
— Стойте-ка, юноша! Ощутив между лопаток острие кинжала, младой Цвегерс едва не подпрыгнул, но ограничился только коротким взвизгом и уронил письмо.
— Поднимите. Медленно. Теперь можете повернуться.
— Господ-дин Д-далорн? — заикаясь, пробормотал посланец. — Это в-вы?
— Это й-йа, — усмехнулся Эмиль. — Присаживайтесь-ка под этот добрый тенистый дуб. Побеседуем.
— К вам какой-то молодой господин!
— Ко мне? — Рене Алларэ нахмурился, потом и вовсе поднялся из-за стола, глядя на своего слугу. — И что значит — какой-то?
— Благородный человек. Незнакомый. Лет девятнадцать. У него письмо к вам, — отрапортовал Пьетро.
— Ко мне? — еще раз спросил Рене, недоумевая, откуда в придорожной харчевне на Алларском тракте взяться молодому человеку с письмом. Если бы он прибыл из замка, то Пьетро его узнал бы… Рене потер глаза, в которые с вечера словно песка насыпали: слишком яркий свет, пыль из-под копыт коней и какая-то дрянь, которой была набита подушка, сделали свое дело. Глаза слезились, а впереди был еще один день скачки.
Кажется, въехать в столицу, не привлекая к себе внимания, не удалось. Если уж некий незнакомый благородный человек девятнадцати лет от роду отыскал Рене Алларэ в нарочно выбранной заштатной харчевне, где останавливались лишь купцы победнее и бродячие торговцы, то следует признать: не вышло.
— На вас похож, господин! — невесть зачем сообщил слуга, так и мявшийся с другого края стола; может быть, решил, что у хозяина может найтись бастард девятнадцати лет от роду? Рене точно знал, что в семь лет никак не мог обзавестись отпрыском.
— Зови. Как ни удивительно, Пьетро не ошибся: вошедший следом за ним юнец действительно мог бы претендовать на родство с Рене, найди он способ избавиться от лишних семи-восьми лет. Впрочем, тогда бы получился двенадцатилетний мальчишка, и это было бы втройне удивительно: ему-то что делать на тракте между столицей и Убли? Юноша в пропыленном костюме явно с чужого плеча вежливо поклонился и положил на стол перед Рене свиток в серо-серебристом футляре. Алларэ взял его в руки, но открывать не стал. Вместо этого он старался разглядеть повнимательнее того, кто письмо привез. Кто бы это мог быть?
— Письмо от герцога Гоэллона?
— Нет, господин Алларэ. От его капитана охраны.
— Хм, а вы кто будете?
— Сорен Кесслер, сын владетеля Кесслера из Брулена.
— Ну и как вас из Брулена ко мне занесло? — Вытянувшийся струной, напряженный юнец не понравился Рене с первого взгляда: ему было нечего здесь делать, он был посторонним и сейчас было не время для подобных случайных гостей. Сын владетеля Кесслера вспыхнул до ушей, уже приоткрыл рот, чтобы ляпнуть какую-нибудь дерзкую глупость, но потом осекся. Склонил голову, сцепил ладони в затертых перчатках перед грудью.
— Ваша милость, прошу вас прочитать письмо. Рене нехотя раскрыл футляр, достал свиток с вытисненным на ткани гербом рода Гоэллонов, поднес его к лицу. Ровные буквы, выведенные твердой рукой, расплывались перед глазами, но суть была ясна: Кадоль, капитан охраны Руи Гоэллона, счел необходимым отправить подателя письма в полное распоряжение Рене Алларэ. Приписка в конце говорила о том, что за юношей установлена слежка, а потому желательно проявить к нему внимание. Алларэ швырнул свиток на
