Командовал на борту, похоже, 'крепкий орешек'. Хотя первым подал голос татуированный громила:
– Мерли, где Стас? Что за ишака ты к нам приволокла?
Рыжая, пропустила вопрос мимо ушей.
– Цек, бросай лестницу! Чего рот разинул? Тебе что, помочь?
– Давай, – словно соглашаясь, кивнул 'орешек', – принимай лодку.
Но его тихий спокойный голос ничего хорошего не сулил.
– Лэбедка с того борта. Обхади, – с акцентом, похожим на мой, проворчал грек после того как рыжая поднялась на борт.
Сквозь шум мотора я вновь услышал: 'Мерли, где Стас?'
Интересно, что она сказала?
Честно говоря, подниматься на яхту чертовски не хотелось. Не сложно догадаться, какое гостеприимство поджидает здесь чужака. Но долго колебаться не пришлось – на меня уже смотрели две пары недружелюбных глаз – Цека и одетого в такую же робу и берет бородача с пистолетом в руке. На всякий случай он держал меня на прицеле, а нажать спусковой крючок было секундным делом.
Стоило подняться на борт, как портмоне и оружие 'рокера' вновь сменили хозяина – перебрались к Цеку. Меня же, подталкивая дулом в спину, провели сначала по палубе, потом по лестнице вниз и заперли в кладовке. Единственное, что услышал краем уха, как бородач шепнул Цеку:
– Мерлин уже у Диогена. Дальше возьмут этого…
В доброте намерений 'крепкого орешка', а в миру Диогена, сомневаться не приходилось. Да и засиживаться в малюсенькой каморке, отведенной для хранения провианта, я не собирался. Придется тряхнуть стариной и нарушить данное себе еще в бытность человеком слово… Когда-то, давным-давно, еще в Приднестровье… Да и было ли это? А может, обойдется все-таки без крови? До берега не так далеко – доплыву. Как ни старался тихо снять дверь с петель – не получилось. Пришлось подналечь плечом, и она, затрещав, открылась.
Я едва успел перехватить руку с пистолетом примчавшегося на шум 'бородача', а другой схватил за горло. Мои рефлексы теперь на порядок выше человеческих, да и силушка… Сжимая пальцы, приподнял над полом. Глаза бородача вывалились из орбит, почерневшие губы прошептали: 'Пощади!'
– Ну да! А потом ты же мне в спину. Из пистолетика с глушителем…
Захрустели шейные позвонки. Обмякшее тело затянул в кладовку, прикрыл дверь. Если особо не присматриваться, то вроде незаметно. Подобрал с пола пистолет с глушителем.
'Зато без крови! – подумал крадучись по лестнице, – святые отцы – те на костре… А я вот так… как умею'.
С Цеком столкнулся уже на палубе. Тут без крови не обо-шлось: два похожих на хлопки выстрела в упор пробили сердце и разорвали грудь, отбросили почти на два метра в сторону.
Увидев, что лодку на борт так и не подняли, плыть своим ходом передумал. Уже засунул было ногу в веревочную лестницу, когда услышал доносящийся откуда-то из недр яхты сдавленный женский крик. Недовольно тряхнул головой, гоня прочь глупые мысли о милосердии. Уж кто-кто, а рыжая меня бы не пощадила. Ну какое мне, собственно говоря, дело до их разборок?
Стал спускаться по лестнице. Крик повторился вновь. На этот раз было в нем нечто звериное. Тоска, безысходность и смертный ужас затравленного, загнанного в западню зверя. В памяти всплыло ее бледное с прикушенной губой лицо: все-таки в баре не выстрелила да и на дороге не бросила.
Понял, что так просто уйти не смогу. Кляня на чем свет стоит дурацкую натуру, полез обратно.
На палубе, держа пистолет наготове, максимально обострив зрение и слух, по-пластунски подобрался к прозрачной рубке, заглянул – пусто. Все живые внизу.
Вернулся к люку, ведущему в недра яхты. Прислушался, есть! – Едва уловимый звук шагов. К нам – гости. Тем лучше! Меньше хлопот. Лишь бы не нашли тело бородатого.
Отойдя чуть в сторону, лег на палубу. Вытянув руку с пистолетом, взял на прицел люк.
Прошло некоторое время, прежде чем из него появилась лысоватая макушка 'крепкого орешка'. Плавно нажал на спусковой крючок. Пистолет с глушителем негромко 'хрюкнул', выбрасывая очередную пулю. Тело Диогена рухнуло вниз, а душонка помчалась в давно забронированное для нее место в аду, к заждавшимся чертям.
Теперь придется лезть в люк самому. Обходного пути нет. Остается надеяться, что экипаж 'машины боевой', не считая Стаса и Мерли, состоял только из четырех, трое из которых уже на том свете. Ну а четвертый, похоже, при деле – развлекается с девушкой. Благо, она опять подала голос.
Спускаясь по лестнице, переступил через тело Диогена, лежащее носом в луже крови. Крадучись по коридору, чувствовал себя зайцем, на которого только вчера открыли охоту.
Осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Стоны, доносившиеся из комнаты, получили логическое объяснение.
Мерли голая по пояс была привязана к стулу. Из разбитой губы на подбородок капельками стекала кровь, один глаз наполовину закрывала багровая опухоль.
'Дружок', украшенный разноцветными татуировками, словно ирокез, вышедший на тропу войны, 'участливо' склонившись над пленницей, большим и указательным пальцами правой руки давил сосок девушки. На лице его цвела счастливая улыбка.
– Ну что, паскуда,… – 'ласково ворковал' он, – вот и нет рядышком хваленого Стаса да и твой говнюк папочка… Помнишь ту ночьку? По глазам вижу, стерва, – помнишь! Я тогда поклялся…
– Бешенный, нет… не надо, – умоляюще шептала рыжая, – я сделаю все, что прикажешь…
– Помнишь, б…дь, я тогда тоже просил, унижался… Конечно сделаешь! Диоген обещал тебя отдать…
Его губы расплылись в жуткой, сладострастно-садистской ухмылке, он сомкнул пальцы на соске жертвы.
Вновь – жуткий крик, от которого мороз по коже. На месте соска – багровая опухоль, а на пальцах палача – кровь.
Опять обиженной свинкой 'хрюкнул' пистолет. Экзекуция прекратилась: пуля вошла Бешенному точно в затылок.
Увидев меня, Мерли, тихонько подвывая и всхлипывая, выдохнула:
– Умник,… ты… это ты… развяжи.
Несмотря на ее жалкий вид, вспомнив момент в баре, я не удержался от маленькой мести. Приблизившись, сделал вид, что хочу нажать на спусковой крючок.
Мерли все поняла и покорно прикрыла глаза. Теперь мне действительно стало ее жаль.
– Всэ в п…порадкэ, мэм,… – пробормотал я, развязывая.
Не стоило так шутить – она не из тех, кто забудет или простит. Да и акцент усугублять ни к чему, ведь потихоньку он сходит на нет.
– Кроме этих четверых, на борту кто-то еще был?
В широко распахнутых карих глазах прочел изумление и даже благодарность. Одна за другой по щекам сбегали прозрачные слезинки. Несмотря на разбитую губу и заплывший глаз, впервые она показалась мне красивой.
– Нет… никого…
Она сгибала и разгибала занемевшие пальцы, трогала разбитую губу, затекший глаз. Морщась от боли, прикоснулась к изувеченным соскам.
Вспомнив обо мне, рефлекторно прикрыла руками грудь, чтобы спустя мгновенье их убрать.
– Как тебя зовут?
Вопрос застал меня врасплох. Как зовут или как звали? Ну что тут ответить? Наверно, пусть все пока остается на своих местах.
– Умник, мэм.
Она расценила мои слова по-своему.
– Я – Мерлин, или просто Мерли. И хватит мэмкать… Так все же, звать-то как?
– Пусть пока будет – Умник.
– Как знаешь!
Она недовольно надула и без того припухшую губку. Потом, повинуясь внезапной догадке, спросила
