покрепче тебя. Тогда тебе придется грех на душу брать — и ее тоже, на тот свет отправить. Силенок хватит, Глухарь? Вот так от всей твоей болтовни одно говно и остается.
— Вот, Красавчик. Так я и знал, что этот вопрос всплывет. Сидел я тогда в баре, слушал как твоя Ника мне мозги компостирует, а сам думал — ну когда же, когда она меня шантажировать начнет? Всю правду- матку мне в глаза врежет. Все хотелось в глаза ей посмотреть, как она говорить это будет. Девка, вроде, правильная, нелегко ей будет через себя переступить. Думаю, не мог ей Красавчик главного не сказать — наверняка, с этого начал этим и кончил. А девка, знай, языком молотит — деньги, долг и снова по кругу. Я ее даже переспросил — связь плохая была? Да, говорит, с трудом голос пробивался — шум, треск. Вот тогда я и понял — ты-то, может, и сказал, только не расслышала она ни фига из-за шума. А, Красавчик? — Глухарь подмигнул. — Как тебе такой расклад? Ничего не знает твоя Ника, если жива вообще. Так что наша тайна с тобой и умрет.
С трудом сдерживаясь, Красавчик переваривал сказанное.
— Отвернулась от тебя Зона, Красавчик. Как баба продажная отвернулась. И язык еще напоследок показала.
— Оставь свой словесный понос при себе, Глухарь. Рассчитываешь шарик раритетный после моей смерти получить, так и скажи.
— Ага, вот только об этом ты и думаешь. Как бы бабок побольше срубить. Не срубил еще всего бабла? Сколько ж тебе надо, для полного счастья?
— Так не думай, Глухарь, — Красавчик его не слушал. — Не получишь ты шарик. И не надейся.
— Ты знаешь мою позицию. Себе его оставь. Я раритетов с Зоны не выношу. Так, по пустякам. Чего тут на каждом шагу попадается, мелочь всякую. Чтоб с голоду не помереть. И на выпивку чтоб хватило.
— А попадались тебе эти раритеты?
Глухарь не ответил.
— Такие вещи должны в Зоны оставаться, — веско сказал он. — Наши ученые пока додумаются, чего там и как, так всю планету разнесут к чертям собачьим.
— О планете беспокоишься? — улыбнулся Красавчик.
— Кому-то ж надо…
— В 'Долг' иди. Они тоже о планете пекутся. Ах… забыл я. Неловко тебе в 'Долг' подаваться, Глухарь…
— Надеюсь, это будет последняя мысль, которую ты унесешь с собой в могилу.
Красавчик не выдержал. Вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Мелькнула последняя надежда, что Глухарь выстрелит в ответ. И тогда…
Выдержки Глухарю было не занимать.
Красавчик видел, как он инстинктивно дернулся, уходя от обстрела. Как выставил вперед автоматное дуло, готовый начать стрельбу. Но не начал. Опустил оружие, с интересом наблюдая за тем, как плющатся о стенку мыльного пузыря пули, как осыпаются вниз свинцовым дождем.
— Напугал, — перевел дух Глухарь. Поднялся с пола и сел на прежнее место.
Долгое время стояла тишина.
Красавчик устроился у стены, не сводя глаз с Глухаря. Тот достал из рюкзака флягу и не стесняясь долго и со вкусом пил. Потом утерся рукавом и улыбнулся.
— Что ты будешь делать когда Ника действительно придет? — облизнул потрескавшиеся губы Красавчик. Он задал вопрос от бессилия, не надеясь на ответ.
— Не придет, — устало ответил Глухарь вздохнул. — У тебя над головой, наверху, в деревне, контролер завелся. Мне он, знаешь, не страшен. Так что не жди напрасно, Красавчик. Никто к тебе не придет…
НИКА
Вся ночь поместилась между выдохом и вдохом.
Закрывала глаза, стояла темень и вот уже сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Не он разбудил Нику. До нее долетел низкий, угрожающий рык и она рывком села.
Скорее всего, этого делать не стоило. В нескольких метрах от нее стояла, прочно утвердившись на мощных лапах огромная слепая собака. Белели в полутьме закрытые пленками глаза. Черная морда, лишенная шерсти, морщилась, обнажая искривленные клыки. Челюсти плотно прилегали друг другу, так, что зубы шли внахлест. Вырваться из такой пасти можно было одним способом — оставив куски собственной плоти.
Ника смотрела на собаку, приготовившуюся к прыжку снизу вверх — морда нависала над ней. Девушка не шевелилась, боясь, что это окажется той последней каплей, которая переполнит чашу собачьего терпения.
Ника опустила глаза, отыскивая оружие. Оно не замедлило обнаружиться. Вот проспала так проспала. Автомат лежал между ней и тварью с правой стороны. То же касалось и пистолета, предусмотрительно положенного с вечера под руку. Видимо, первый раз за четверо суток Ника провалилась в такой глубокий сон, что отфутболила оружие подальше от себя. И правильно, пусть не мешает.
Нечего было и думать о том, чтобы дотянуться до оружия. Вряд ли собака согласится подождать, пока она возьмет его в руки и выстрелит в слепую морду. Оставалась надежда на нож, спрятанный за поясом. Она скосила глаза, пытаясь определить, сможет ли быстро выхватить его. С этим тоже не повезло, рукоять была надежно скрыта за курткой.
На каждое движение тварь реагировала болезненно. Короткие уши стояли торчком, улавливая малейший шум, идущий от человека. Собака припала к земле. Бока, лишенные шерсти, раздувались и опадали, обнажая частокол ребер, покрытый черной лоснящейся кожей. На розоватых деснах выступила слюна. Собака глухо рычала. Но, как ни странно, с места не двигалась.
Что помешало ей вцепиться горло спящему человеку, Ника не знала. Чем дольше длилось непонятное противостояние, тем яснее становилось, что тварь не позволит ей двинуться. Рано или поздно собаке надоест. Но черт побери, как не хотелось нарушать это шаткое равновесие!
Девушка медленно — настолько, насколько смогла — подняла правую руку и развернула открытой ладонью в сторону собаки, демонстрируя мирные намерения и одновременно отвлекая внимание от левой руки.
Оскал слепой твари стал шире. Грозное рычание перешло в хрип.
В нелепой позе с поднятой рукой Ника просидела минут пять, если не больше. Еще медленней чем поднимала правую, левую руку девушка положила на боковой карман куртки. Оставалось поддеть его и вытащить из чехла нож.
Собака тоже не теряла времени даром. Так же медленно она продвигалась вперед и теперь их раздело от силы метра два.
Не успеть, никак не успеть. Девушка уже видела, как несется к ней обтянутое мышцами тело, как смыкаются на шее страшные челюсти. Как захлебывается она собственной кровью, пытаясь столкнуть с себя тяжелое тело, бестолково нанося удары ножом во что попало.
Нет, не успеть, — с этой мыслью Ника коснулась рукой куртки.
И тогда собака дернулась.
— Собака, — вырвалось у Ники от безысходности. — Хорошая собака.
Рука запуталась в складках куртки — что ни говори и села неудобно. Знай, с чем придется столкнуться, села бы по-другому.
При звуках ее голоса тварь повела себя еще более странным образом. Вдруг разгладилась кожа на морде, закрывая десны и клыки. Черный влажный нос пошевелился, втягивая воздух.
— Хорошая собака, — повторила Ника, не понимая почему еще до сих пор жива. — Ты хорошая собака.
Она нащупала рукоять и вытащила из чехла нож.
Дальше стали происходить и вовсе непонятные вещи. Гроза Зоны встрепенулась. Напряженные
