Наконец, она остановилась футах в восьмидесяти от столба пламени, который когда-то был ее грузом. Окно водителя оказалось обращенным к небу. К тому времени Винс уже бежал назад по тормозному следу своего мотоцикла. Он увидел фигуру, которая пыталась вылезти через искореженное окно. Лицо повернулось к нему, да только это было не лицо, а сплошная кровавая маска. Успев вылезти лишь до талии, водитель свалился обратно в кабину. Загорелая рука с татуировкой застряла и теперь торчала, как перископ подводной лодки. Кисть вяло болталась на запястье.
Тяжело дыша, Винс остановился рядом с мотоциклом Лемми. Несколько мгновений ему казалось, что он вот-вот хлопнется в обморок, но он согнулся, положил руки на колени, и вскоре ему полегчало.
— Ты сделал его, Кэп. — Голос Лемми был хриплым от эмоций.
— Надо бы удостовериться, — ответил Винс, хотя застывшая рука-перескоп подсказывала, что это пустая формальность.
— Почему бы и нет? — сказал Лемми. — Мне все равно надо поссать.
— На него ты ссать не будешь, живой он или мертвый, — сказал Винс.
Послышался рев мотора: «харлей» Лихача. Он остановился в показном заносе, заглушил мотор и слез с мотоцикла. Лицо его, хоть и запыленное, светилось возбуждением и торжеством. Таким Винс его не видел лет с двенадцати. Он тогда выиграл гонку по грязи на своем маленьком багги, который для него собрал Винс, этакой желтой торпеде с разогнанным движком от «Бритт-энд-Страттон». Проехав финишный флаг, Лихач тут же вылез из кабины и побежал вприпрыжку с таким же выражением на лице.
Он крепко обнял Винса.
— Ты сделал это! Ты сделал это, па! Поджарил его хренову задницу!
Пару мгновений Винс давал себя обнимать, ведь в последний раз это было так давно. А еще потому, что в эту минуту в его испорченном сыне проклюнулся добрый ангел. Такой ангел есть у каждого, и даже после всего того, что он перевидал на своем веку, Винс продолжал в это верить. Поэтому пару мгновений он давал себя обнимать, купаясь в тепле сыновнего тела, и пообещал себе, что запомнит их навсегда.
Затем, приложив руки к груди сына, Винс оттолкнул его. Сильно. Лихач отступил назад на своих сделанных на заказ ботинках из змеиной кожи, выражение любви и торжества на лице таяло…
Нет, не таяло. Менялось. Становились выражением, которое Винс очень хорошо знал: недоверием вперемешку с неприязнью.
Нет, не неприязнь. Ненависть. Жгучая и незамутненная.
— Как ее звали? — спросил Винс.
— А?
— Как ее звали, Джон? — Винс не называл Лихача его настоящим именем уже многие годы, да и теперь никто кроме их двоих этого не услышал. Лемми спускался по мягкой земляной насыпи к металлическому кому, бывшей кабине БЕРЕЗНЯКА, оставив сына наедине с отцом. Пусть они выяснят отношения без посторонних.
— Да что это с тобой? — Сплошная насмешка. Но когда Винс протянул руку и сорвал эти идиотские зеркальные очки, в глазах Джона «Лихача» Адамсона он увидел правду. Понял, наконец, в чем все дело. Поймал пятерку, как они любили говорить во Вьетнаме. Говорят ли еще так в Ираке, или это выражение кануло в лету вместе с азбукой Морзе?
— Какие планы, Джон? Направишься в Шоу Лоу? Выбивать бабки из кларковой сестрицы? Бабки, которых у нее нет?
— Может, и есть. — Парень было надулся, но вовремя себя одернул. — Деньги у нее. Я знаю Кларка. Этой шлюшке он доверял.
— А Племя? Что… просто забьешь на него? Забудешь? Дина, Эллиса, всех остальных. Дока…
— Они мертвы, — Лихач вперил взгляд в отца. — Слишком вялыми они были. И старыми, по большей части. — «
Лемми начал возвращаться, выбивая ботинками пыль. В руке он что-то держал.
— Как ее звали? — повторил вопрос Винс. — Девчонку кларкову. Звали ее как?
— Да какая, на хер, разница? — он запнулся, пытаясь снова войти в расположение Винса, на лице почти читалась мольба. — Господи, да оставь ты, а? Мы же победили. Задали ему жару.
— Ты знал Кларка. В Фаллудже и на гражданке. Вы тесно общались. А если ты знал его, ты знал и его подругу тоже. Как ее звали?
— Джейни. Джоани. Как-то так.
Винс отвесил ему пощечину. Лихач испуганно заморгал. На мгновение он снова стал десятилетним. Но только на мгновение. Тут же вернулась ненависть, а за ней — полный отвращения, ледяной взгляд.
— Он услышал, как мы говорим там, у забегаловки. Я о дальнобойщике, — сказал Винс. Терпеливо, словно бы говоря с ребенком, которым когда-то был стоящий перед ним парень. Парень, ради спасения которого он рисковал жизнью. Да, но то был чистый рефлекс, и Винс в любом случае поступил бы так же. Вот единственный лучик света во всем этом мраке. Этой мерзости. И ведь не только Винс поддался отцовскому инстинкту. — Он знал, что на стоянке с нами разобраться у него не получится, но отпустить нас он тоже не мог. Вот он и выжидал. Дал нам себя обогнать.
— Понятия не имею, о чем ты толкуешь! — Очень убедительно. Только он врал, и они оба это знали.
— Дорогу он знал хорошо, вот он и ехал за нами до самого подходящего для него участка. Как любой хороший вояка.
Да. А потом погнался за ними с одной единственной целью, и плевать ему было на цену, которую он за это заплатит. Березняк предпочел смерть бесчестью. Винс о нем ничего не знал, но внезапно почувствовал, что он нравится ему больше, чем его собственный сын. Казалось бы, это невозможно, но что есть, то есть.
— Ты ебанулся, — сказал Лихач.
— Не думаю. Вполне возможно, что он как раз ехал повидаться с ней, когда наши пути пересеклись на той стоянке. Так вполне мог поступить отец ради любимой дочери: устроить все так, что у него будет возможность навещать ее время от времени. Может, она даже захочет съездить с ним куда-нибудь. Отвлечься ненадолго от травы и прочей наркоты.
Подошел Лемми.
— Мертв, — сказал он.
Винс кивнул.
— Нашел это на козырьке. — Он протянул предмет Винсу. Смотреть Винсу не хотелось, но пришлось. Снимок девушки. Девушка улыбается, волосы ее повязаны в хвостик. На ней Фуфайка команды Корманской средней, та самая, в которой она погибла. Она сидит на переднем бампере БЕРЕЗНЯКА, опершись спиной на серебристую решетку. На голове камуфляжная кепка ее папы, повернутая козырьком назад. Девушка шутливо отдает честь, стараясь сдержать улыбку. Кому же она салютует? Березняку, кому же еще? Ведь это он держал в руках камеру.
— Ее звали Джеки Березняк, — сказал Лихач. — И она тоже мертва, поэтому хер с ней.
Лемми подался вперед, готовый скормить Лихачу его собственные зубы, но Винс взглядом его остановил. Снова посмотрел на сына.
— Давай, сынок, езжай, — сказал он. — Держись в седле крепко.
Лихач непонимающе смотрел на него.
— Только не останавливайся в Шоу Лоу, потому что я собираюсь сообщить копам, что кое-какой шлюшке может понадобиться защита. Я им скажу, что какой-то псих убил ее брата и что она может оказаться следующей.
— А что ты им расскажешь, когда они спросят, откуда у тебя эти сведения?
— Все, — тихо, даже как-то безмятежно, ответил Винс. — Так что вперед. Езжай. В этом ты спец. Как ты умудрился оторваться от фуры на дороге из Кумбы… это было нечто. Тут я тебе аплодирую. На байке носиться ты умеешь. Больше ты мало на что годишься, но хоть на это. Так что давай, уноси отсюда свою задницу.
Лихач неуверенно смотрел на отца. Вдруг он испугался. Но испуг скоро пройдет. Скоро он снова
