скрытны, охраняя и оберегая их все эти годы. Очевидно, Орда не убила-таки всех своих женщин, как поговаривали в Ллоре.
И помоги ему бог, но его инстинкты все еще подсказывали ему, что это светловолосое, эфирное существо было…его.
И один из этих инстинктов вопил внутри него, жаждал коснуться ее, сделать своей. А он ждал так долго…
Положив голову на ладони, Лаклейн постарался загнать зверя обратно в клетку, не дать ему вновь вырваться на свободу. Но одна мысль не давала ему покоя. Как могла судьба вновь так обокрасть его? Ведь он искал ее больше тысячи лет.
А нашел в теле существа, которое презирал такой лютой ненавистью, что с трудом мог себя контролировать.
Вампирша. Да ему был противен уже сам образ их жизни. Ее слабость, ее бледное и такое крохотное тельце. Она выглядела такой хрупкой, что казалось, сломается при первом же грубом трахе.
Выходит, он тысячелетие ждал какого-то беспомощного паразита.
Услышав скрип колеса, проезжающего мимо их двери в этот раз куда быстрее, Лаклейн впервые после того, как началась ордалия[5], почувствовал, что его голод утолен. С такой пищей, как сегодня, он сможет избавиться от всех физических последствий после пыток. Но вот его сознание…
Он находился рядом с женщиной всего лишь около часа. И, тем не менее, за это время ему уже дважды приходилось загонять зверя обратно. Что, в принципе, могло считаться значительным улучшением, учитывая, что все его существование сводилось к беспросветной тьме, прерываемой только приступами ярости.
Все говорили, что пара Ликана может сгладить любое горе — и если она действительно была его парой, то ей предстояла нелегкая задача.
Но она не могла быть его. Должно быть, он просто бредил. Лаклейн ухватился за эту мысль. Прежде, чем его кинули изнывать в огне, он подумал лишь об одном — о паре, которую так и не нашел. Так, быть может, теперь его поврежденный разум играл с ним шутки. Ну, конечно, именно в этом и было все дело. Ведь он всегда представлял себе свою пару, как пышногрудую, рыжеволосую красавицу с волчьей кровью, способную выдержать его страсть и разделить с ним феерию неистовой дикости — а не такую, как это пугливое подобие вампира. Это все поврежденный разум. Только он.
Подойдя к двери ванной комнаты, он обнаружил, что она заперта. Покачав головой, Лаклейн легко сломал ручку и вошел в комнату, которая была так густо наполнена паром, что он с трудом смог разглядеть девушку. Перепуганная, она сидела у противоположной стены, свернувшись клубочком. Подойдя к ней, он приподнял ее за руки и нахмурился, обнаружив, что она все еще грязная и мокрая.
— Ты так и не привела себя в порядок? — она не ответила, продолжая, не отрываясь, смотреть в пол. — Почему?
Она жалко пожала плечами.
Лаклейн посмотрел на каскад струящейся воды в стеклянной душевой, открыл дверцу и подставил руку под воду. Ну что ж, он вполне мог использовать эту ситуацию. Слегка отодвинув ее в сторону, он стал раздеваться.
При виде его члена она округлила глаза, прикрыв рот ладонью. Можно подумать, она никогда не видела такого раньше. Но он позволил ей вдоволь насмотреться. Даже облокотился о стену, скрестив при этом руки на груди, пока она таращилась на него, не в силах отвести глаз от его плоти.
Ее восхищенный взгляд заставил его возбудиться — его тело, по крайней мере, все же считало ее своей. Но уже в следующее мгновение, вздохнув, она опустила глаза. Ее внимание привлекла его изуродованная нога, казалось, испугавшая девушку еще больше. Уже одно это заставило его смутиться и шагнуть под воду, желая скрыться от ее взгляда.
Войдя в кабинку, он закрыл глаза от удовольствия, при этом почувствовав, что это никак не ослабило его эрекции. Ощутив, как она вся напряглась, будто была готова сорваться с места, он открыл глаза. Если бы он сейчас был сильнее, то был бы даже рад ее попытке. — Не смотри так на дверь. Я поймаю тебя прежде, чем ты окажешься в другой комнате.
Заметив, что он возбудился еще сильнее, она отвернулась, с трудом подавив крик.
— Снимай свою одежду, вампир.
— Не-ет, не сниму.
— Ты собираешься мыться в одежде?
— Лучше так, чем остаться голой рядом с тобой.
Стоя под струями воды, он чувствовал себя расслабленным, даже великодушным после такого прекрасного обеда. — Тогда давай заключим сделку. Ты мне, я тебе.
Она взглянула на него из-под прядки, выбившейся из туго-заплетенной косички. — Что ты имеешь в виду?
Облокотившись руками по обе стороны двери кабинки, он нагнулся вперед, выглянув из под потока воды. — Я хочу, чтобы ты была здесь со мной, без одежды. Что потребуешь взамен?
— Ничего равного этому по ценности, — прошептала она.
— Ты останешься со мной на неопределенное время, до тех пор, пока я не решу тебя отпустить. Разве ты не желаешь связаться со своими…людьми, — он фыркнул. — Уверен, ты для них весьма ценна, будучи такой уникальной, — на самом деле, держать ее вдалеке от ее вампирского рода и будет отличным началом его мести. Ведь он прекрасно знал — саму идею того, что ее непрерывно имеет Ликан, вампиры посчитают просто омерзительной, впрочем, как и его клан. Когда она прикусила нижнюю губу своим крохотным клыком, его гнев вспыхнул с новой силой. — Я могу и не делать тебе одолжений. Могу просто взять тебя здесь, а потом еще в постели.
— А е-если я соглашусь быть с тобой здесь, ты этого не сделаешь?
— Если придешь по доброй воле, не сделаю, — солгал он.
— А что ты собираешься …делать?
— Хочу касаться тебя. Узнавать. И хочу, чтобы ты также прикасалась ко мне.
Голосом настолько тихим, что он едва расслышал ее слова, она спросила. — Ты причинишь мне боль?
— Хочу касаться тебя, а не делать больно.
Она нахмурила свои изящные светлые брови, словно взвешивая предложение. Затем так, как будто движение причиняло ей боль, она наклонилась к своим сапожкам и стала расстегивать молнию. Выпрямившись, она взялась за края пиджака и испорченной блузки, но, казалось, была не в силах продолжать. Ее била сильная дрожь, а в голубых глазах застыла пустота. Но она все же согласилась. И в этот момент Лаклейн понял, что не может постичь причину, по которой она согласилась. Ее глаза были столь выразительны, и тем не менее, он не мог ничего в них прочесть.
Когда он придвинулся ближе, она стянула мокрый пиджак и блузку, а следом и порванное белье, поспешно прикрыв груди худенькой рукой. Стыдлива? И это когда он видел кровавые оргии, в которых участвовали вампиры?
— Прошу тебя. Я не знаю, кем ты меня считаешь, но…
— Я считаю, — и прежде чем она успела моргнуть, он сорвал с ее тела юбку и бросил ее на пол, — что должен, по крайней мере, знать твое имя, прежде чем прикоснусь к тебе.
Ее тело задрожало еще сильнее, если такое было возможно, а руки судорожно сжались на груди.
Он не сводил с нее глаз, изучая, впитывая в себя каждую черточку. Ее кожа была просто необычайно белой, прикрытой только странными панталонами из черного шелка в форме буквы V. Перед которых был украшен черными, прозрачными кружевами, прикрывающими светлые завитки между ее ног. Лаклейн вспомнил те два мимолетных раза, когда ощутил вкус ее кожи под проливным дождем, и ту странную молнию. Его член запульсировал, а головка увлажнилась в предвкушении. Другие мужчины нашли бы ее совершенной. Вампиры так точно. А мужчины-люди убили бы ради нее.
Ее дрожащее тело было таким маленьким, но вот глаза…невероятно большие и голубые, как дневное небо, которого ей никогда не увидеть.
— М-меня зовут Эммалин.
