как получил от миссис Феннан заверения в том, что я поверил в искренность ее ложного признания. Это проливает свет на загадку записей в книжке Феннана: Фрей был для него лишь случайным знакомым по горнолыжному спорту, иногда заезжавшим к ним в Уоллистон. Становится объяснимым и выбор Феннаном документов для работы на дому. То, что он сознательно отбирал документы, не представлявшие угрозы государственным интересам, свидетельствует только об одном: в последние полгода он начал подозревать свою жену.
Отсюда же проистекает его приглашение в Марлоу, явившееся логическим следствием беседы, произошедшей между нами за день до этого. Феннан решил поделиться со мной своими подозрениями и взял с этой целью день отгула — обстоятельство, о котором его жена явно не была осведомлена. Это также помогает понять, почему Феннан отправил нам анонимное письмо с разоблачениями в собственный адрес: он хотел вступить с нашим департаментом в контакт, чтобы попутно разоблачить свою жену.
Развивая это предположение, мы сможем убедиться, что миссис Феннан была компетентным и опытным специалистом в вопросах шпионского ремесла. Техника, которой они с Мундтом пользовались, напомнила мне технику, применявшуюся Фреем во время войны. То, что существовал запасной вариант — отправить почтой номерок от гардероба — очень типично для скрупулезной разработки им операций и каналов связи. Оказывается, миссис Феннан действовала с точностью и решительностью, несовместимыми с ее заявлением, что была принуждена играть роль курьера и делала это крайне неохотно.
Логическое доказательство того факта, что миссис Феннан является шпионкой, а вовсе не жертвой, не обязательно означает, что описанные ею события, произошедшие вечером того дня, когда был убит Феннан, не соответствуют действительности. Знай миссис Феннан о намерении Мундта ликвидировать Феннана, она бы не взяла с собой в театр папку для нот и не отправила бы почтой номерок от гардероба.
Казалось, что найти улики против миссис Феннан возможно только с возобновлением ее контактов с контролером. Во время войны Фрей придумал оригинальный способ оповещения в крайних ситуациях и детально его разработал и усовершенствовал. Это целый код, основанный на фотоснимках и видовых открытках. Сам сюжет фотоснимка содержал смысл послания. Религиозный сюжет, как, например, изображение Мадонны или церкви, означал требование о встрече ранним утром. Получатель открытки, в свою очередь, посылал ответ в виде совершенно не относящегося к делу послания, но обязательно указывал дату отправления письма. Встреча должна была состояться ровно через пять дней после указанной в письме даты.
Существовала вероятность того, что Фрей, чье ремесло столь мало претерпело изменений со времен войны, вполне мог придерживаться той же техники оповещения агента — в конце концов эта система была предназначена лишь для редких, крайних случаев. Положившись на это, я отправил Эльзе Феннан открытку с видом церкви. Сделал я это из Хайгейта. Я питал пусть и призрачную, но надежду на то, что она решит: открытка к ней пришла по каналам агентуры Фрея. Она тотчас же отреагировала, послав по неизвестному нам адресу за границу билет на театральный спектакль в лондонском театре, который должен был состояться через пять дней. Послание миссис Феннан достигло Фрея и было воспринято им как срочный вызов. Будучи осведомленным о том, что Мундт был скомпрометирован «признанием» миссис Феннан, он решил ехать на встречу сам.
Вследствие этой переписки они встретились в Шеридан-театре, Хеммерсмит, в среду 15 февраля.
Сначала каждый из них предполагал, что его вызвал партнер, но когда Фрей догадался, что его вызвали обманом, он решился на драматический поворот в своих действиях. Должно быть, как только Фрей почувствовал, что находится под наблюдением, он предпринял решительные действия против миссис Феннан, которая, по его мнению, заманила его в ловушку. Мы так никогда и не узнаем, как обстояло дело в действительности, потому что он убил ее. Способ, при помощи которого он совершил убийство, лучше всего, пожалуй, описан в отчете о проведенном расследовании: «Смерть наступила в результате единичного нажатия изрядной силы на гортань убитой, в частности, на отростки щитовидного хряща, вызвавшего почти мгновенное удушье». По всей видимости, убийца миссис Феннан не был новичком в подобных делах.
За Фреем была организована слежка, его преследовали до баржи, превращенной в жилое помещение и пришвартованной недалеко от Чейнуок. В момент задержания он оказал отчаянное сопротивление и упал в результате схватки в реку, откуда было извлечено его тело».
Не слишком респектабельный клуб Смайли обычно пустовал по воскресеньям, но миссис Стерджен оставляла дверь незапертой на случай, если кому-нибудь из ее джентльменов вздумается заглянуть на огонек. Она сохраняла в отношениях с ними ту же суровую и властную манеру, которая сложилась еще в незапамятные оксфордские времена, когда ее счастливчики-жильцы боялись свою домовладелицу пуще целой армии надзирателей и халдеев-учителей. Она прощала любую шалость, но при этом ясно давала понять, что это уникальный случай, когда она прощает, больше пощады, мол, не предвидится. И каждый случай был первым и последним. Однажды она заставила юного Стида-Эспри положить в кружку, предназначенную для сбора денег в пользу бедных, десять шиллингов за то, что он привел семерых гостей, не предупредив ее заблаговременно, но потом приготовила такой обед, что они запомнили его на всю жизнь.
Они сидели за тем же столиком, что и тогда. Мендель выглядел немного постаревшим и чуть бледнее, чем обычно. Он почти не разговаривал во время трапезы, обращаясь с ножом и вилкой с той аккуратностью и обстоятельностью, какие вкладывал во все, чем бы ни занимался. Говорил за всех, по большей части, Гиллэм, поскольку Смайли сегодня был что-то молчалив. Они чувствовали себя спокойно и раскрепощенно.
— Почему она это сделала? — вдруг спросил Смайли.
Он медленно покачал головой. — Мне кажется, я знаю, почему, но теперь нам остается только гадать. Я думаю, она мечтала о мире без конфликтов, управляемом и сохраняемом этой новой доктриной. Однажды я ее рассердил, и она крикнула мне: «Я — Бродячая Жидовка, ничейная земля, поле боя для ваших игрушечных солдатиков». Когда она увидела, что в новой Германии возрождается дух старой, пузатая, напыщенная спесь, как она говорила, я думаю, что она решила: это для нее уже слишком; я думаю, что она поняла свою бесполезность и тщетность своих страданий, своей жертвы, увидела процветание своих былых преследователей — и взбунтовалась. Пять лет назад, рассказывала она мне, они встретили Дитера, когда катались в Германии на лыжах во время отпуска. К тому времени процесс становления Германии как ведущей западноевропейской державы уже вполне наметился и определился.
— Она была коммунистка?
— Не думаю, вряд ли у нее была тяга к розовым облакам. Она, как мне кажется, просто боялась новых катаклизмов и ожесточения. «Мир» теперь, кажется, слово ругательное, не так ли? Ну, так вот, она, видимо, хотела всего лишь мира.
— А что же Дитер?
— Господь его разберет, что нужно было Дитеру. Почестей, мне кажется, и социализма. — Смайли пожал плечами. — Они мечтали о мире и свободе… А стали шпионами и убийцами.
— Боже праведный, — тихо произнес Мендель.
Смайли помолчал, глядя в свой стакан. Потом все-таки сказал:
— Я не надеюсь на то, что вы их поймете. Вы видели только конец жизненного пути, пройденного Дитером. Я же видел еще и его начало. Он прошел полный круг. Мне кажется, он так и не переборол в себе чувство вины за предательство во время войны. Ему необходимо было загладить свою вину. Он был из тех строителей нового мира, которые ничем другим, кроме разрушения, не занимаются, — вот и все.
Гиллэм вежливо вмешался.
