– Отец Фархада и Нурали таджик наполовину. Дед на Нурекскую ГЭС приезжал – хороший инженер был! – бабушку Фатиму встретил. Дед – азербайджанец. Влюбился, остался, женился. Брат Зульфии сестру за Фархада отдавать не хотел.
– Брат? А родители что ж? Слова не имели?
– Умерли родители. Брат старший остался.
– И деньги б не вернул?! Чужие!
– Нет. Нурали – не вернул бы. За позор в семье оставил. Фархад жену бросил. А это – позор.
– А-а-а… И вправду негодник… А что ж отец? Все равно за такого негодника просил?
– Просил, – вздохнула Гульнара. – Сын последний, любимый.
– И как же Нурали теперь без паспорта?
– Тут – все знают, – теперь без всякой гордости, понуро сказала таджичка.
– О том, что он мертвый?
– Нет, что – свой. Он потом хотел на стройку пойти, там милиция без паспортов ловит, на родину бесплатно отправляет. Все так делают, никто б не спрашивал. Паспорт потерял – Таджикистон едешь. А то имя скажешь – не пустят снова в Россию. Лучше – не говорить.
– А дома, значит, собирался новый документ выправить?
– Угу.
– И долго Нурали тут от всех прячется?
– Два дня. А раньше у друга ночевал. На базаре.
Надежда Прохоровна собрала губы в пучок, по качала головой и спросила сочувственно:
– И что ж ты теперь делать собираешься? Муж в Таджикистане, ты одна с детьми в Москве…
– Квартиру продавать, в Куляб возвращаться…
– Не жалко? Все ваши сюда рвутся, а вы – обратно.
– Жалко! – горячо воскликнула Гульнара. – Очень жалко! Фатима – отличница! Вся в бабушку пошла – красавица, умница! В хоре поет, призы получает.
Смешливую черноглазую дочь Алиевых баба Надя знала. Хорошая девочка. Всегда первая поздоровается, если на лестнице встретит, сумку поможет наверх поднять. Воспитанная.
А Гульнара тем временем раскачивалась на табурете, посылая проклятия погибшему родственнику:
– Ох, погубил он нас! Шайтан! Ох, погубил!
– Ты вот что, Гуля, – баба Надя протянула руку через стол и накрыла ею пальцы таджички, – ты к Алеше иди. Он поможет.
– А деньги?!
– А деньги, я скажу, видела. Ваши они.
– Наши… – икнула Алиева.
– Ваши, ваши. Возьму грех на душу. Не ради тебя, ради детей! Скажу – видела. Знала, что вы на машину скопили. Сколько там в точности было?
– Ой. – Гульнару разбирала нервная икота. – Правда скажете?!
– Да, да.
– Там одна денежка приметная была – в пятнах зеленки!
– И про зеленку скажу, не беспокойся. Иди к Алеше смело. Он парень добрый, поможет.
Уже вскочившая было Гульнара снова опустилась на табурет:
– А паспорт?.. Как я скажу, что обманула?!
– Что признала Фархада мужем?
– Да!
– Ничего. И это не беда. Скажешь – испугалась. Шайтана этого мертвого.
– Ой, ик. А поверят?
– Если сама придешь – поверят. Или хочешь всю эту канитель разводить? Детей из школы срывать, назад возвращаться?
– Не хочу! Ой как не хочу!
– Вот и собирайся. Звони Нурали – я видела, у него сотовый есть, – и пойдем к Алеше. Пока не поздно, пока кто другой обман не раскрыл.
Алеше Бубенцову очень повезло – когда бабушка Губкина привела в его кабинет зареванную икающую Гульнару и воскресшего Нурали Нурмухаммедовича, там больше никого не было.
Сегодня утром он и без того обнаружил на своем рабочем столе «сюрприз»: перевернутый дном вниз бубен с горстью белых нафталиновых таблеток внутри. А встреченный на улице лейтенант Серегин в довесок ко всему спросил с ехидцей:
– И как это у тебя, Бубенцов, получается? Говорят, ты на своем участке из старушек сыскное агентство организовал? Поучили бы, Алексей Андреевич, нас, сиволапых, грамотной работе с на селением…
Так что, получается, Алеше очень повезло, что историю воскресшего таджика и его печальной жены он выслушал один. Никто не торчал в кабинете, не вставлял между иканиями Гульнары ехидных замечаний с подковырками; одна проблема – идти к капитану Дулину для дачи показаний вместе с Алиевыми рвалась и баба Надя.
– Я, Алеша, тоже пойду, – упорствовала гражданка Губкина, и новая кепка ее победно торчала вверх, как генеральская фуражка. – Я Гульке обещала – никто ее мужа не арестует, в кутузку не загребет.
– Да не за что его арестовывать! – не совсем внутренне уверенно восклицал лейтенант.
– Вы найдете, за что человека в тюрьму посадить!
Таджики испуганно наблюдали за словесной баталией. Бубенцов понимал, что если пойдет на поводу у гражданки – возьмет ее в дулинский кабинет, – то до пенсии будет находить в карманах подброшенный коллегами нафталин, и стоял на позициях твердо. Свидетельница Губкина по-генеральски окопалась на своих редутах и на позициях держалась не менее цепко.
Пришлось дать честное офицерское слово.
Вечером того же дня начальник отделения подполковник Семибратов орал на подчиненных уже в своем просторном кабинете:
– Головотяпы! Бездари! Не дактилоскопировать труп, не прогнать по базе!
– Товарищ подполковник, – вяло отбрехивался Дулин, – тело опознала жена. Паспорт в кармане. С дверных ручек и с ножа отпечатки стерты…
– Не пререкаться! Всем по выговору, Бубенцову благодарность за отличное несение службы! Кто работал от криминалистов?!
– Васильчиков, – вздохнул шеф убойщиков и попытался вступиться за эксперта: – Товарищ подполковник, август месяц, Васильчиков на части разрывался…
– Молчать! У вас всегда – то август, то похмелье!
Алеша Бубенцов скромно сидел на самом кончике длиннющего стола и старался не встречаться взглядом с оперативниками, попавшими под разгон.
Подполковник Семибратов, по чести говоря, орал на подчиненных справедливо. Расследование убийства таджика проводилось из рук вон плохо. (Буквально на следующий день на Дулина свалилось два огнестрела и разбойное нападение на квартиру ювелира, где тоже, надо добавить, без трупа не обошлось: грабители смертельно ранили двоюродного брата хозяина квартиры.) И как только сегодня же днем срочно «откатали» пальцы покойного «Нурали», всем сразу стало ясно – без нагоняя тут не обойдется.
На Фархаде висело четыре уличных грабежа. Один из них с ножевым ранением потерпевшего в область шеи. И это стало понятно, как только «пальцы» покойного прогнали по всем базам: во время одного из нападений Фархад уронил в траву отобранный сотовый телефон, не смог его найти в темноте, и позже экспертиза сняла с корпуса телефона качественные отпечатки пальцев. Остальные три потерпевших в один голос описывали одного и того же человека: нацмен, в темной куртке с капюшоном, рост средний, глаза злые.
И в довершение всего другой конфуз. Фархад Нурмухаммедович Алиев оказался еще и в международном розыске. На брате несчастного Нурали висели распространение и торговля наркотическими средствами, участие в торговле оружием и людьми, убийство и прочая, прочая. Список оказался длинным,
