добродушного и все же несколько напыщенного доктора. Он скрипнул зубами, сжал кулаки и резко развернувшись, проследовал без слов к сыну.
10
Артур смотрел из окна своей квартиры в Бруклине на поземку, гонимую по асфальту улицы холодным зимним ветром Нью–Йорка. Не укладывались в голове все события что пронеслись и случились с ним с молниеносной быстротою. На днях он, наконец, получил сведения от брата Генриха из Петербурга, которому звонил, чуть ли не каждый вечер после своего благополучного бегства и которому был обязан своим спасением. Отчасти он был обязан спасением от лап Мартынова и частному детективу Юрию Ивановичу, который очень смекалисто рекомендовал ему не пользоваться Мерседесом брата, и отвез его лично в аэропорт Пулково. По дороге в аэропорт он поведал детективу о встрече с таинственной незнакомкой в день его прилета, о чем молчал всё это время. Она, как оказалось, после смерти отца, то есть своего пациента, сразу уехала в Москву, а затем улетела в Америку.
? Почему вы не рассказали о вашем столкновении с ней никому, особенно, когда поняли, что она-то может и есть убийца? – обратился к нему частный следователь.
? Я… поймите меня правильно, как же это объяснить!
? А как можно проще, то есть как есть, Артур Львович. Я вас понимаю, вы сейчас в самой стрессовой ситуации, которую любой писатель детективов нарочно не придумал бы. Жизнь ваша, можно сказать, висит на волоске и ничего–то не ясно сейчас, кроме одного, что вам грозит опасность ареста и черт знает каких ещё перипетий.
? Вы, уж извините, не запомнил вашего имени…
? Юрий Иванович.
? Юрий Иванович… совсем меня запугать хотите! Я ведь действительно боюсь … неизвестного…
? Ну, так расскажите.
? Что?
? Про ту девушку.
? Черт, какой длинный светофор…
? Начнете рассказывать – время сократиться.
? Хорошо… Собственно, рассказывать–то нечего. Утром я прилетел, пока выгрузился, то да сё, только в полдень оказался в городе. Побродил по Невскому, заглянул в Дом книги, другие магазины, прошел до площади Искусств, вдохнул воздух юности, там мои друзья жили стена в стену с Малым оперным. Потом заглянул в Русский музей. С детства любил его больше Эрмитажа. Потом поел в «Бродячей собаке» и на метро прямо в сторону родительского дома. Вы понимаете, Юрий Иванович, какое это совпадение вышло! Ведь ужасное совпадение! Прибудь я раньше хоть на час, на два, отец был бы ещё жив! А так и его не спас и сам в подозреваемых… А вы то хоть мне верите?
? Верю.
? Она вышла, не ожидая меня увидеть, и испугалась, но… знаете, не таким испугом, словно совершила только что нечто ужасное, ну, как убила кого, а таким испугом виноватым, то есть стеснительным, ну, что ли, извиняющимся, что не может проводить меня в дом и ничего объяснить. Вы понимаете, Юрий Иванович? Меня тогда ведь эта полуулыбка ужасно как поразила! Я говорю плохо по- русски, да? Вы не поверите, там, в Америке ведь только по-английски общаюсь, так привык, что русский стал забывать.
? Да нет, Артур Львович, ваш русский прекрасен, продолжайте. Мы уже скоро приедем.
? Это всё. Ей, Богу! Она ушла, я замер, провожая её взглядом, дверь захлопнулась, и без ключа я не мог попасть в дом. Звонил, звонил, никого. Тогда позвонил брату Генриху, и он приехал. Всё как на духу, Юрий Иванович. Да и зачем мне врать? Что я, в самом деле, мог отца убить? Хотя по Мартынову – мог.
? В том–то вся и закавыка, Артур Львович, что по Мартынову могли. Он просто даже не сомневается в этом, а то, что водитель вашего папеньки задавить его хотел, так это только подлило масла в огонь. Теперь он уверен в вашем злодействе и что вы именно хотели его уничтожить, чтобы следы замести.
? Да какие же следы?
? Его, Мартынова, догадка, или только даже одно подозрение. Ну, вот, приехали. Выходите степенно, не спеша, идите солидно, прямо к администрации, просите кого надо, но спокойно, без нервов. Успеха вам.
Детектив быстро развернулся и уехал. Артур вспомнил, как его охватила дрожь и страх с исчезновением этого человека. Он излучал спокойную уверенность и чувство безопасности с ним рядом.
Артур отошёл от окна. Он мучительно пытался сложить всю мозаику вместе. Кое-что ему казалось понятным и логичным, но на белом фоне общей логики произошедших событий, это были маленькие островки большого запутанного, даже загадочного сюжета. Неожиданно резко зазвонил телефон. Артур взял трубку.
? Я слушаю.
? Артур! Братик! Это я, Генрих! У тебя всё в порядке?
? Спасибо, да. Как вы там?
? Не бойся, Артур, тебя не будут разыскивать через «Интерпол»! Я узнавал! – Генрих Львович кричал в трубку, так что Артуру пришлось отодвинуть свою подальше от уха, – в конце концов, ты не совершил никакого преступления, и никто не пострадал.
? Я знаю, спасибо. Я тоже узнавал у местного адвоката. Он считает, что вряд ли русская полиция предъявит мне претензии. В любом случае здесь они не могут меня арестовать.
? Ну и хорошо. У нас всё в порядке. Будь здоров.
Генрих прекратил беседу довольно резко и Артур заключил, что брат просто не хотел расспросов и объяснений о своем положении и новостях, вероятно, опасаясь прослушивания телефонов. Но, что действительно там происходит, он желал знать с необыкновенной остротою. Кто была эта сиделка, оставившая отца в последнюю минуту? И что, в самом деле, говорила эта её смущенно-загадочная полуулыбка? И почему и что там произошло? Он отошел от окна и взял в руки альбом фотографий. Он сработал его десять лет назад.
«Боже, уж десять лет минуло?» удивился он, переворачивая страницы,–«Ого! С ума сойти! Но не идёт из головы эта девушка! Какой тип! Какое благородство черт…»
Он ясно помнил в свете туманных фонарей петербургского декабрьского вечера большие испуганные глаза, тонкий прямой нос и бледно алые губы на беломраморном чуть удлиненном и печальном лице!
«Черт! Словно удачный снимок, что запечатлелся в памяти, как на фотопленке, сделанный неожиданно, с натуры, без подготовки, случайно!».
О, да, ХХ век вознес искусство фотоснимка до небес! Хроника войны и хроника мира! Полеты в космос и дикая природа. Победы в спорте и поражения в личной жизни! Взлет и падение звезд и героев. И почти до рембрандтовой высоты вознес мастерство фотопортрета!
11
Солнце разбудило Арье неожиданно ярким светом. После нескольких дней проливных дождей, вдруг наступил настоящий весенний денек, теплый и ласковый. Арье поднялся с постели, потянулся, расправил затекшие члены и осмотрелся. Он всё еще не мог привыкнуть к перемене, произошедшей с ним. Особенно же потому, что она произошла в одночасье! В той, прежней его спальне всё, всё было иначе! Пространство от постели до окна, да и сама огромная четырёхспальная постель! И вид из окна был иной. И звуки радио другие. И мелодии совсем не те, что здесь. А главное эта непонятная речь! Господи, разве есть такой язык на земле?! А он есть. Он возродился из пепла, вернее сошел со страниц великой Книги, Книги Книг! Но Господи, как ему, Арье, теперь в его годы преодолеть эту ментальную и языковую пропасть, чтобы внедриться, нет, в начале, хотя бы только принять и понять эту новую жизнь и обрести, как он и желал Свободу, то есть пройти Катарзис, а с ним и Возрождение!?
Он застал Номи на кухне, очень скромной, но светлой и опрятной, как и сама её хозяйка. Впрочем, Номи, была чернокудрою в детстве, и только сейчас волос её побелел, несмотря на достаточно молодые ещё годы.
? Доброе утро, дорогой! – она произнесла это на иврите, очень медленно почти нараспев, чтобы он понял.
