выглядит весьма жалко.
— Да, — подтвердил посол. — Наш посольский коридорный продает им содержимое моей корзинки для бумаг, а у их коридорного покупает то же самое. Мы наполняем наши корзины старой или подложной почтой, в их корзинах преобладают счета от кредиторов и реклама весьма необычных резиновых изделий.
Совещание продолжалось еще полчаса. Наконец американцы поднялись, собираясь уходить.
— Попытаюсь протащить это в повестку дня утреннего заседания в Лэнгли, — сказал Корли.
— Если хотите, я мог бы...
— Вашего доклада и пленки вполне достаточно, майор Кабаков, — перебил его Фаулер.
Американцы покинули посольство в начале четвертого утра.
— Ох, арабы наступают! — произнес Фаулер, когда они шагали к своим машинам.
— Что вы об этом думаете? — спросил Корли.
— Думаю, что завтра утром я бы вам не позавидовал, — ответил Фаулер. — И если тут пахнет скандалом, агентство будет держаться подальше. Хватит дурачиться в Штатах. — ЦРУ еще не оправилось после Уотергейта. — Если в ближневосточном отделе что-нибудь откопают, мы дадим вам знать.
— Чего это вы так ершились там, в посольстве?
— Устал я от этого, — сказал Фаулер. — Мы работали с израильтянами в Риме, Лондоне, Париже, один раз даже в Токио. Выявляешь какого-нибудь араба, ставишь их в известность, и что же? Они пытаются его перевербовать? Нет. Они следят за ним? Да, но лишь до тех пор, пока не узнают, с кем он дружит. А потом следует громкое «бу-ум!». Арабов сдувает как ветром, а ты остаешься с носом.
— Им не следовало присылать Кабакова, — проговорил Корли.
— Еще как следовало. Вы заметили, что там не было военного атташе Вайсмана. Мы оба знаем, что он выполняет задания разведки. Но он занят сделкой с «фантомами». Им совсем не хочется официально признавать, что между нею и этим делом есть связь.
— Вы завтра будете в Лэнгли?
— Буду, как не быть. Не допустите, чтобы вас отшлепали из-за Кабакова.
Каждый четверг, рано поутру, вся американская разведывательная братия проводит совещание в выложенной свинцовыми плитами комнате без окон — в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния. Тут представлены ЦРУ, ФБР, Агентство национальной безопасности, военная контрразведка, Национальный комитет по разведке и советники по военной разведке Объединенного комитета начальников штабов. При необходимости приглашают узких специалистов. Повестка дня сводится не более чем к четырнадцати пунктам, время строго ограничено.
Корли говорил десять минут, Фаулер — пять, а представитель руководства бюро иммиграции и натурализации — и того меньше.
Тем временем в тесном кабинете Корли в штаб-квартире ФБР Кабаков ждал возвращения хозяина.
— Меня просили поблагодарить вас за приезд к нам, — сказал ему Корли. — Госдепартамент намерен выразить признательность послу. Наш посол в Тель-Авиве изъявит благодарность Йигалу Аллону.
— Милости прошу, но что вы намерены предпринять?
— Чертовски мало, — ответил Корли, раскуривая трубку. — Фаулер притащил кучу записей передач каирского и бейрутского радио. Все они, по его словам, представляют собой разнообразные угрозы, дальше которых дело не пошло. ЦРУ сейчас сопоставляет голоса на этих пленках с вашей.
— Моя запись — вовсе не угроза. Ее сделали, чтобы пустить в ход после удара.
— В ЦРУ проверяют свои источники в Ливане.
— В Ливане ЦРУ вынуждено глотать то же дерьмо, что и мы, поставляемое одними и теми же людьми, — сказал Кабаков. — Сведения, которые через два часа так и так попадут в газеты.
— Иногда и того быстрее, — ответил Корли. — Вы пока можете просмотреть снимки. У нас на заметке около сотни сочувствующих ООП, те, кто, по нашему мнению, участвуют в движении Пятого июля. Иммиграция и натурализация не афишируют этого, но у них есть дела на подозрительных арабов. Однако вам придется ехать в Нью-Йорк, чтобы ознакомиться с ними.
— Вы можете своей властью объявить общую тревогу по таможне?
— Я это уже сделал. На нее мы прежде всего и надеемся. Для крупного дела им, вероятно, придется ввозить бомбу из-за границы. Разумеется, если это бомба, — уточнил Корли. — За последние два года тут были три небольших взрыва, организацию которых связывают с движением Пятого июля. На воздух взлетели израильские представительства в Нью-Йорке. С тех...
— Один раз они использовали пластик и дважды — динамит, — вставил Кабаков.
— Совершенно верно. Вы в курсе дела, не так ли? Очевидно, тут они не смогут раздобыть достаточно много пластика, иначе не играли бы с динамитом, рискуя взлететь на воздух во время выделения нитроглицерина.
— В движении Пятого июля полно любителей, — сказал Кабаков. — Им Наджир не доверил бы такое дело. Заряды привезут сюда в упаковке, если уже не привезли. — Израильтянин поднялся и подошел к окну. — Итак, ваше правительство открывает для меня досье, велит таможенникам следить в оба за парнями с бомбами, и все?
— Извините, майор, но я не вижу, что еще мы можем сделать на основе имеющихся сведений.
— Америка могла бы попросить своих новых союзников в Египте надавить на Каддафи в Ливии. Он оплачивает деятельность «Черного Сентября». Ублюдок выдал им пять миллионов долларов из ливийской казны в награду за мюнхенское смертоубийство. Возможно, он отменит операцию, если Египет нажмет посильнее.
Полковник Муаммар Каддафи, глава Ливийского Революционного Совета, опять заигрывал с Египтом, стремясь заложить основы прочной власти. Сейчас он мог поддаться давлению египтян.
— Госдепартамент не будет в это вмешиваться, — сказал Корли.
— Американская разведка вообще не думает, что они могут ударить здесь, не так ли, Корли?
— Так, — устало ответил Сэм Корли. — Они считают, что арабы не осмелятся.
Глава 4
В этот миг сухогруз «Летиция» пересек двадцать первый меридиан, держа курс на Азорские острова и дальше на Нью-Йорк. В его нижнем носовом трюме, в запертом отсеке, лежали в серых клетях 1200 фунтов пластиковой взрывчатки.
Рядом с корзинами в кромешной тьме растянулся полубесчувственный Али Хассан. Вверх по его животу ползла большая крыса. Хассан пролежал так уже трое суток. Капитан Кемаль Лармозо пырнул его в живот стальным прутом.
Крыса была еще не очень голодна. Поначалу стоны Хассана пугали ее, но теперь раненый только судорожно и хрипло дышал. Крыса стояла на корке запекшейся крови и обнюхивала рану. Потом влезла Хассану на грудь.
Сквозь ткань рубашки Хассан чувствовал уколы коготков. Надо выждать. В левой руке Хассан сжимал короткий прут, который капитан Лармозо выронил, когда араб застал его врасплох возле клетей, а в правой — самозарядный «вальтер ППК». Хассан слишком поздно выхватил его. Теперь-то стрелять нельзя: кто- нибудь может услышать. Пусть предатель Лармозо, когда опять явится в трюм, думает, что Хассан мертв.
Нос крысы почти касался его подбородка, усы ее колыхались от судорожного дыхания человека.
Хассан размахнулся изо всех сил и почувствовал, как прут пронзает бок крысы. Коготки впились в тело, когда она отпрыгнула прочь, и Хассан услышал их дробный стук по стальному настилу. Крыса удирала.
Шли минуты. До Хассана донесся легкий шорох. Ему почудилось, что какая-то тварь возится в штанине. Раненый не чувствовал своего тела ниже пояса и был рад этому.
Теперь его неотступно преследовало желание покончить с собой. У Хассана хватило сил поднести «вальтер» к виску. Он убьет себя, как только появится Мухаммед Фазиль — так обещал себе Хассан. А до тех пор он обязан охранять ящики.
Хассан не знал, долго ли пролежал в темноте, но понимал, что на этот раз сознание вернулось к нему лишь на несколько минут, и попытался поразмыслить. До Азорских островов оставалось чуть больше трех суток плавания, когда он застал Лармозо возле ящиков. Мухаммед Фазиль не получил телеграмму от Хассана 2 ноября. Значит, у него будет двое суток, чтобы предпринять какие-то действия, прежде чем
