Думает наш канцлер, Что легче войско тысяч в шестьдесят Вам выставить, чем тысячу склонить… (Умолкает.)
Валленштейн
К чему склонить войска мои, полковник? Смелее говорите! Врангель
К вероломству. Валленштейн
Он думает как швед и протестант. Вы преданы умом и сердцем делу, Идете в бой за Библию свою; Вы беззаветно служите знаменам… И кто из вас перебежал к врагу, Тот изменил и королю и богу. Об этом здесь не может быть и речи… Врангель
О, боже! Как, для вашего народа Отчизны нет? Нет очага? Нет церкви? Валленштейн
Я объясню вам все, полковник… Да, Есть родина у каждого австрийца, И есть за что ему любить ее. Но родины у войск имперских нет, Которые здесь, в Чехии, стоят. Все это войско — стран чужих отбросы, Одна лишь это чернь, и, кроме солнца, Что светит всем, нет общего у ней. А Чехия, из-за которой мы Сражаемся, не любит государя, — Ведь он был ей оружием навязан! Под игом чуждой веры, чуждой власти, Хоть и запуган, ропщет всюду чех. В нем жгучая не угасает память Об ужасах, терзавших эту землю. Да разве сын забудет, что австрийцы, Спустив собак, отца на мессу гнали? Народ, так много испытавший, страшен И в мщенье… и в покорности своей. Врангель
А что дворянство? Что же офицеры? Подобному коварству, ваша светлость, Примера нет в истории земли. Валленштейн
Они со мной без всяких оговорок. Не верьте мне, своим глазам поверьте. Подает ему клятву командиров. Врангель пробегает ее и кладет молча на стол.
Ну как? Понятно вам? Врангель
Как тут понять! Что ж, я сниму личину… Ваша светлость, Я канцлером на все уполномочен. Отсюда в четырех днях перехода Стан Рейнграфа, а в нем — пятнадцать тысяч, И это войско к вам тотчас примкнет, Как только мы достигнем соглашенья. Валленштейн
