Hиколай Шпанов
Ураган
Мы призываем все народы усилить борьбу за сохранение и упрочение мира. Со своей стороны, мы сделаем все возможное для обеспечения мира во всем мире.
Книга первая
Часть первая
Глава 1
1
Андрей слышит французскую речь Анри:
– Что ж, мой мальчик, – мертвая петля?
– Силь ву плэ.
– Итак: раз, два… три!
Андрей видит, как два истребителя входят в петлю. Но отчетливо видит в одном из 'Яков' себя. И не только видит – он чувствует себя, воспринимает все ощущения и мысли второго Андрея; очень ясно осязает его ладонью шпагат на ручке управления. Одним словом, это, без сомнения, он и есть – второй он в одном из двух 'Яков'! Конечно, странновато глядеть на себя со стороны. Но почему-то ничто не удивляет Андрея.
Однако, видя второго себя, Андрей не видит Анри, летящего на втором 'Яке'. Только отчетливо слышит в шлемофоне его веселое:
– Еще разок, старина?
– Са ва!
– Ну что ж: раз, два… три! Давай, давай!
Напряженные до визга голоса моторов и – вторая петля. Голос Анри:
– Карош! О, люблю тебя, старичок!.. Послушай-ка, Андре, что, если нам оторвать еще разок, а? Мы как бы одни двухмоторный самолет. Ты – левый мотор и остаешься в центре вращения. Хорошенький переворотик, а?.. Пойдет? Итак, давай, давай!
И Андрей уверенно бросает в ответ: 'Са ва!'
Ему сдается, будто он все понимает.
А вместе с тем он знает, что ничего не понял: его познания во французском слишком ограниченны.
Странное состояние! Даже не видя Анри, Андрей проникает в его сознание, знает, чего тот хочет. Но как же быть: ведь Андрей не знает французского! Анри повторяет. Нет, Андрей не должен бы понять, а нельзя же здесь, в воздухе, сидя в разных самолетах, объясняться пальцами, как на земле. Связанные, консоль в консоль, потрепанной лентой, 'Яки' идут со скоростью шестисот километров. Лезть на фигуру, не условившись достаточно точно, – нельзя.
Для убедительности Андрей еще раз повторяет:
– Нон! Не понимаю! Же не компран па!
В наушниках слышен смех Анри. Француз предлагает сделать вираж – машина над машиной. 'Як' Анри лезет в небо и торчком почти упирается левой консолью в правую плоскость Андреева 'Яка'. Андрею сдается, что он чувствует вибрацию не только своей машины, а и самолета Анри. Словно лента – живой нерв, связывающий оба самолета в один.
Отвратительно жмет ларингофон – невозможно дышать. Туман, вязкий как кисель, обволакивает сознание. Движения все труднее. Тугими становятся ручка, педали. Не Андрей управляет 'Яком', а самолет несет его. А ведь они
– Андрей и Анри – связаны. Оборвать ленту? Позор!..
Как давит ларингофон!
И куда он летит?
Андрей слышит свой хрип: ларингофон душит его. Скорее расстегнуть ремешок!..
Андрей проснулся и первым движением расстегнул воротничок: что за глупость – ложиться с застегнутым воротом!
Не хочется открывать глаза, и сон переходит в воспоминание. Одна тысяча девятьсот сорок четвертый. Эскадрилья 'Лотарингия'. Андрей здесь – единственный советский летчик, офицер для связи, – как было не выпить по случаю очередной победы? Но все же двести граммов. А дважды двести – четыреста. Ярче глаза, громче голос. И если глянуть на лозунг, четко нарисованный на стене клуба самим командиром эскадрильи майором Анри, то французские буквы начинают косить и даже шевелятся, будто собираются побежать. 'Верю, что был хорошим моряком, – говаривал Бернар, – а что скажете вы, мои мальчики?'
Фу, черт, это же здорово! А где же капрал Арманс? Почему Андрей не видит ее синих глаз?.. Ах, Арманс!..
В голове у Андрея весело шумело, когда Анри и Арманс ввели гостей и представили старшего из них: майора Денниса Барнса, командира 'челночного' 'бомбардировщика'. Невысокий сухой человек с некрасивыми, но чем-то сразу располагающими к себе чертами усталого лица, Барнс держался очень скромно и скоро отошел в сторонку, словно желая спрятаться за спины своих спутников.
Коренастый седеющий блондин представился сам:
– Эдуард Грили.
Англичанин, в мирное время авиатор-любитель, журналист, а на войне военный летчик; прилетел вторым пилотом на 'боинге'.
