диктовал ему, что говорить, как одеваться, как вести себя с разными людьми, поработив личность брата и словно проживая с ним свою собственную жизнь. Но Жорж не выдерживает страшного груза и пытается бежать, раскрыв свою тайну бывшей возлюбленной. Тогда Поль убивает девушку, а Жорж в отчаянии убивает ненавистного двойника. Однако после этого является в полицию с повинной. Книга была написана настолько психологически достоверно, будто автор пользовался документальными материалами или жил жизнью своих персонажей.
Настя вдруг задумалась. А ведь сейчас она, по сути, играет роль второго брата. Исполняя роль Аманды, она должна полностью подчиняться ее воле: говорить, думать, вести себя именно так, как скажет невидимая миру изуродованная женщина. Насте стало не по себе.
«Надо будет попросить у Кристиана другие ее книги, возможно, они не такие мрачные», — решила Настя.
Подумав о Кристиане, она ощутила легкий укол сладкого чувственного любопытства, нравится ли она ему сама по себе, а не как воплощение Аманды или часть удачного коммерческого замысла?
…Ее мысли прервало появление Николь с подносом, на котором стоял большой старомодный кофейник и две тонкостенные чашечки.
— Прошу, — произнесла девушка не очень-то любезно, бросив на Настю оценивающий взгляд, в котором, казалось, сквозила зависть.
— Спасибо, — тихо поблагодарила Настя. — У вас здесь очень уютно. И все эти книги… — Она указала на обложки в рамках. — Имена авторов вашего агентства производят впечатление.
— Не скромничайте, — почти грубо ответила Николь. — На сегодняшний день ваше имя самое яркое. И ваши книги тут самые дорогие.
Кристиан громко кашлянул. Николь, поставив поднос так резко, что тонкие чашечки жалобно звякнули, удалилась, нарочно оставив дверь приоткрытой. Кристиан направился закрыть дверь поплотнее, но Настя успела расслышать глухой шепот мадам Патрис:
— Если не можешь держать себя в рамках, увольняйся!
И нарочито громкий ответ Николь:
— Вот еще! Мы ведь не закончили…
Дальше их разговор был неслышен.
— Кажется, Аманда Лей не очень-то понравилась вашей секретарше, — улыбнулась Настя.
— Вы должны понравиться публике, а не моей секретарше, — довольно резко ответил Кристиан, но, почувствовав, что был груб, улыбнулся. — Она хорошо работает, просто немного несдержанна последнее время…
Настя опустила глаза на маслянистую поверхность вкусно пахнущего кофе. Не нужно было быть психологом, чтобы понять, что между Кристианом и Николь что-то было и, кажется, еще не закончилось.
После кофе Кристиан отвез Настю в квартиру, где ей предстояло жить в ближайшие месяцы. Жилище писательницы поразило Настю своей роскошью: две спальни, гостиная, прекрасно оборудованная кухня, соблазнительно-уютная ванная.
Все мрачные мысли относительно Аманды сразу же улетучились, и у Насти опять сжалось сердце, когда она представила себе, что эта прекрасная квартира была тюрьмой для несчастной женщины, которая не имела возможности показаться на улице. Вот бедняжка! Она представила, как Аманда давала волю воображению, вырываясь за стены этого жилища вместе с героями своих книг.
— А где сейчас хозяйка? — спросила Настя Кристиана.
— В другом своем доме, в провинции… Там за ней обеспечен хороший уход, — довольно сухо ответил агент, но, перед тем как распрощаться с девушкой до следующего утра, легко чмокнул ее в щеку. Поцелуй был мимолетным и официальным, но Настя успела ощутить терпкий аромат мужской туалетной воды, который неожиданно взволновал ее. Совершенно некстати Настя подумала, что, возможно, Кристиан проведет вечер с Николь. Почувствовав легкий укол ревности, Настя уже не удивилась. Кристиан нравился ей все больше и больше.
Глава 6. Записки о себе самой
Оставшись одна в чужой квартире, которая должна была стать ее временным пристанищем, Настя прошлась по комнатам, зажигая лампы и пытаясь разогнать витающий везде дух покинутого жилища. Девушка рассматривала расставленные на полках книги, заглядывала в пустые тумбочки.
В одном из шкафов висело несколько домашних халатов, лежали легкие ночные рубашки. Настя выбрала для себя другой шкаф в одной из спален. Развесив свою одежду, Настя легла на кровать с пачкой бумаг, которые было необходимо изучить к завтрашнему утру, когда Кристиан заедет за ней. Настя поймала себя на том, что опять думает об этом малознакомом мужчине, вместо того чтобы выполнять свою работу.
Чтобы сосредоточиться наконец на подготовке к завтрашним выступлениям, Настя направилась на кухню и заварила себе крепкий чай. Вернувшись в комнату с большой керамической кружкой, над которой поднимался ароматный пар, Настя, устало взглянув на мягкую постель, решительно села за письменный стол и разложила перед собой бумаги. Вчитываясь в вопросы и ответы, она пыталась представить себе ту женщину, роль которой ей придется сыграть. Что чувствует человек, способный говорить с миром с помощью своего несомненного таланта, но обречен на полное одиночество? Настя задумалась. Тут внимание ее привлек чуть приоткрытый верхний ящик стола. Она выдвинула его, там лежала пачка чистой писчей бумаги, видимо, если бы Насте пришло в голову делать заметки, она могла бы воспользоваться ею. Девушка достала пару листов. Под чистой бумагой лежало несколько страниц печатного текста. Похоже, это был черновик, кое-где на полях были видны карандашные пометки. Скорее всего, это набросок текста, сделанный Амандой.
Настя начала читать и уже не могла оторваться.
«Они медленно шли по аллее осеннего парка к скамейке, которую вот уже три месяца называли «своей». Неожиданно Кэтрин прервала их разговор вопросом:
— Не знаешь, кто первый догадался ставить скамейки в честь умерших родных и друзей?
— Вроде это начали делать где-то во Флориде, в каком-то университете, а вообще-то не знаю. Может, кто-то сделал это намного раньше. — Он легонько сжал ее ладонь, лежащую у него на сгибе локтя. — А что?
— Просто я вдруг подумала, — весело сказала она, — что это гораздо приятнее, чем какая-то каменная глыба от друзей и родственников, к которой приходят из чувства долга в день твоей кончины. — Ее тон никак не соответствовал мрачной теме. Но Роберт уже привык к такой манере Кэтрин, которая часто и легко перескакивала в разговоре с одной темы на другую, следуя каким-то только ей понятным ассоциациям и мыслям.
Некоторое время назад они выяснили, что «их» скамейка была поставлена в парке друзьями некой Анны Фьоретти после ее «безвременной кончины». Кэтрин уже говорила об этой неизвестной им женщине как о хорошей знакомой.
— Представляешь, как приятно было бы нашей Анне знать, что именно на ее скамейке мы встретили друг друга. И даже, даже… впервые поцеловались тоже здесь, — лукаво хихикнула она.
— А вдруг она была старой брюзгой и ханжой? — поддразнил свою спутницу Роберт.
— Как ты можешь так говорить о покойной! — притворно возмутилась Кэтрин и шлепнула его по плечу перчаткой. — Она была замечательной теткой! — убежденно заявила она.
Они присели на скамейку, и Роберт нежно привлек Кэтрин к себе.
— Не грусти! — будто прочитав его мысли, сказала она.
— Но ведь нам придется некоторое время не встречаться, а потом… — взволнованно произнес
