семь. Впрочем, во Франции могут назвать крошкой и в сорок лет, и ничего обидного в этом слове для них нет.
Насмешник уже сидит за рулем и строит мне гримасу. Я вяло улыбаюсь ему. Тиаго выключает магнитофон и прыгает на заднее сиденье, Роже забирается следом.
–?По крайней мере, это Париж? — спрашиваю я удаляющуюся спину Дидье.
–?Лучшая помойка во всем Париже! — отвечает он гордо. Надо отдать должное французам: они никогда не боятся называть вещи своими именами.
–?А метро тут есть? Поезд? Автобус? Что-нибудь?
–?Я не гид! — кричит он, усаживаясь рядом с Насмешником. — Пока, детка, и держись подальше от маньяков!
Сидящие в машине разражаются хохотом.
–?Вам надо в метро? — спрашивает меня Ягненок.
Он единственный остался рядом со мной на этой загаженной свалке. Я утвердительно киваю. Метро и в самом деле мне не помешает — я вспомнила название нашей гостиницы и то, что она находится в пяти минутах ходьбы от одной из станций, это было написано еще в Интернете, когда мы заказывали номер.
–?Эй, Ксав! — орет Дидье, высовывая голову наружу. — Ты чего там копаешься? Пошевеливайся, Азиз нас заждался! Я обещал ему пригнать тачку к восьми, а сейчас уже почти девять.
Машинально я вскидываю левую руку, чтобы взглянуть на свои часы. То, что я вижу, настолько выбивает меня из колеи, что на какое-то время я напрочь теряю способность рассуждать. Часов на моей руке нет. Вместо них выше запястья находится сложная пестрая татуировка в виде браслета из переплетающихся линий и тщательно выведенной надписью поверх них. Кожа вокруг татуировки покраснела и отчаянно саднит.
Я столбенею. Я никогда не делала татуировок, слышите? Никогда! Откуда же она могла взяться?
Похоже, что я действительно стала жертвой какого-то извращенца. Сначала он оглушил меня, потом сделал на руке татуировку. Рисунок очень красивый, мастерски выполненный — вряд ли его могли сделать за пять минут. И что же, все это время я так и была в отключке?
И тут Шерлока Холмса осенило. Меня осенило, хотя и с опозданием. Это жуткое ощущение, когда я приходила в себя, ощущение, что ты находишься на границе яви и небытия, не могло появиться само по себе, оно должно было иметь вполне определенную причину. Я закатала рукав джинсового пиджака и обнаружила две крошечные точки ниже локтя. Вот оно что: похоже, мне ввели какой-то наркотик.
Тут мне в голову пришла еще более скверная мысль. Просто удивительно, как она не посетила меня раньше, но теперь, признаться, она очень меня занимает. Интересно, изнасиловали меня или нет? Самолет приземлился около десяти, в гостиницу мы прибыли, скажем, в одиннадцать, а сейчас уже девять вечера. Десять часов — достаточный срок, чтобы сделать с беззащитным человеком все, что угодно. По моему позвоночнику проходит неприятный холодок.
Ягненок, который, как оказалось, отзывается на имя Ксавье, о чем-то препирается с Главарем. Я медленно опускаю рукав и подскакиваю как ошпаренная. Боже мой! Боже мой, ведь я вспомнила, в чем улетала из Шереметьева! На мне были зеленая ветровка, пестрая юбка и черная майка. Но сейчас я вовсе не в этом. На мне джинсовый брючный костюм и белая майка. И еще: я была в туфлях на небольшом каблуке, а теперь на мне кроссовки, и к тому же, кажется, на размер больше, чем я привыкла носить. Обувь болтается на ногах, поэтому мне так неудобно стоять, — но меня интересует только одно: что, черт возьми, означает весь этот балаган?
У меня нет времени найти ответ или подыскать хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение. Симпатичный Ксавье возвращается ко мне. Он немного смущен, но изо всех сил пытается держаться раскованно.
–?Пойдемте, — говорит он, — я вас провожу. Вы, наверное, впервые в наших краях.
–?Это очень любезно с вашей стороны, — вырывается у меня. Честно говоря, я не ожидала такого.
Черная машина дает задний ход, разворачивается и исчезает в облаке пыли, оставив после себя массу неразрешимых загадок и вопросов, на которые я не нахожу ответов. На небе над пустырем тянутся широкие полосы алеющих облаков — солнце уползает за горизонт, типичный парижский закат в импрессионистских тонах. Я вскидываю на плечо сумку, дав себе слово при первой возможности ознакомиться с ее содержимым.
–?Сюда, — говорит Ксавье.
Я покорно иду за ним, огибая кучи мусора. На одной сидит рыжая кошка с вздыбленной шерстью и таращится на меня зелеными глазищами. Не знаю почему, но Ксавье внушает мне доверие.
–?Вы на них не сердитесь, — говорит этот юноша примирительно. — Они нормальные ребята, но соображают туго.
–?Да ну?
–?Да.
Свалка осталась позади. Мы идем какими-то проходными дворами. Надо отдать должное Ксавье, он превосходно ориентируется в их лабиринте. Время от времени он поглядывает на меня. Я вижу, что ему хочется меня расспросить, но он не решается. Я иду ему навстречу.
–?Вас зовут Ксавье, верно?
–?Верно. А вы — Вероника, да?
Я поражена. Любопытно, откуда он это знает? Вряд ли он сумел спросить мое имя, когда я без чувств валялась в багажнике. Интересно, интересно.
–?Да, я Вероника. А…
–?Да вы не бойтесь, я никому не скажу. Я ведь сразу вас узнал. Ну, может, не сразу, а практически сразу. Ведь вы Вероника Ферреро.
Глава вторая
–?Теперь мы, по крайней мере, знаем, на чем стоим.
–?Угу. А еще — где скоро окажемся.
Меня зовут Вероника Бессонова, мне двадцать семь лет, я живу в самом обычном российском городке и, кажется, только что обнаружила, что дорого заплатила бы, чтобы никогда оттуда не уезжать. Мой рост — метр семьдесят, объем груди — фиг два я вам его скажу, волосы темные, глаза карие, черты лица ничем не примечательные; встречаются и похуже, встречаются и получше (впрочем, таких, которые похуже, все-таки больше, чем таких, которые получше, но это уже мое собственное, предвзятое и субъективное мнение). Сама себя я считаю вполне на уровне, хотя и допускаю, что вы можете не разделять мою точку зрения; но на всем остальном я решительно настаиваю, и меня потребовалось бы стукнуть по голове гораздо сильнее, чтобы я ухитрилась забыть свое имя.
Уверенность Ксавье позабавила меня. В слове «позабавила» нет ничего плохого. Ксавье был симпатичный, славный на вид юноша, из тех, кого, едва познакомившись с ними, так и тянет погладить по головке. Он разговаривал со мной почтительно, как, скажем, со старшей сестрой, и, не скрою, меня это тронуло.
–?Значит, ты меня знаешь! — заметила я, даже не давая себе труда скрыть иронию в голосе.
–?Кто же вас не знает, — ответил он так серьезно, что мне даже расхотелось над ним подтрунивать. — По правде говоря, я отчасти ваш поклонник.
–?Да? — только и смогла вымолвить жертва недавнего нападения.
–?Да, — подтвердил мой собеседник, — я в Интернете все про вас читаю, вырезки собираю, ну и… — Он смешался и сделал рукой неопределенный жест. — Ну и всякое такое.
