многочисленные ниточки в руках кукловодов. Она смирилась с окружением, но ее смирение не означало, что она готова принять участие в этой бесталанной игре. Нет-нет, Фаина Раневская не была антисоветчицей, она была очень далека от политики, ее жизнью был только театр, и больше ничто не могло ее волновать. Но в жизни играть роль счастливой от проявленной тимуровцами заботы бабушки она бы никогда не стала. И подыгрывать не смогла бы.
То, что Фаина Раневская видела все и все понимала в советской действительности, бесспорно. В связи с этим вспоминается такой эпизод.
В 1949 году снимается драма по пьесе Сергея Михалкова «У них есть Родина». В фильме рассказывалось о сиротском приюте, который находился после окончания войны на территории Западной Германии. Этот приют разыскивают советские разведчики и устанавливают, что в приюте находятся дети из Советского Союза. А сейчас приют опекается английскими войсками. Конечно же, наши разведчики начинают добиваться возвращения советских детей на их родину. И, конечно, счастливые детишки возвращаются в СССР.
Так вот Фаина Раневская назвала фильм дерьмом. Потому что он был поставлен по дерьмовой пьесе.
В этом фильме Раневская играла толстую немецкую фрау, которая страстно любит сосиски с пивом. Ей не просто было играть: по замыслу режиссера, она должна была быть толстой, с расплывшимся от жира лицом. Приходилось не только надевать на себя «утолщения», но и что-то засовывать за щеки, чтобы придать полноты лицу. Говорить в таком случае было крайне трудно. Но не это заставило актрису сказать о фильме «дерьмо». Вот слова самой Фаины Раневской:
Да, она ценила те награды, которые она получала. Своеобразно, надо сказать, ценила, понимая, что они — документальное подтверждение ее таланта. Не за награды она играла, но если их давали — она брала. Свой первый орден «Знак Почета» вместе со званием «Народной артистки РСФСР» она получила за съемки в фильме «Весна». Вот что рассказывает сама Раневская об этом.
Фаина Раневская никогда не питала иллюзий в отношении социализма в СССР.
Этот первое, что я увидел в этой фразе.
Второе. Фаину Раневскую нынешние любители изящной словесности часто упрекают в ее любви к так называемой низкой лексике, кто-то находит в ней цинизм, грубость, желчность. Вот и эта фраза про пионеров и жопу: как же можно! Это же дети, как можно детям сказать такое?
Можно сказать и нужно сказать. Потому что, во-первых, если есть жопа у человека и она видна, то есть и слово «жопа», и оно должно быть дозволено. Во-вторых, пионеры не реже Раневской, она об этом точно знала, употребляют в своих разговорах это слово. Иными словами, Раневская всегда и везде говорила правду. Мало того, эта правда у нее звучала не только остроумно, с сарказмом, но иной раз — с убийственным сарказмом, прямолинейно, так, что истолковать иначе и нельзя было.
Фаина Раневская была правдива во всем, что бы ее ни касалось. В этой ее непосредственности было что-то от детской наивности. И совсем не случайно однажды ее подруга Анна Ахматова сказала ей, что «тебе одиннадцать лет и никогда не будет двенадцать».
Некоторые утверждают, что наиболее часто употребляемыми словами в лексиконе Раневской вне сцены были слова «жопа» и «говно». Согласитесь, даже если это и так, это не выглядит необычным и неприемлемым для человека, привыкшего говорить правду. Ведь в действительности говна (позволим себе это слово) вокруг Раневской было очень много, и это касалось в первую очередь театра. Она, истово требующая от себя и от других полной выкладки на сцене, не игры, но настоящей жизни, не могла не видеть, что главным в театре становится идеология, что профессионализм порой подменяется показушной преданностью пустым идеям. И однажды она высказалась прямо:
И третье, что я усмотрел в этой знаменитой фразе. Как бы там ни было, но Фаина Раневская своей искренней прямотой проявляла такую же искреннюю заботу о людях. Известен, например, один случай, когда она резко высказалась по поводу колыбельной молодого композитора
А уж сколько едких, колючих, жестких замечаний получал режиссер Театра Моссовета Юрий Завадский, в труппе которого Раневская играла несколько лет, — не счесть. Но об этом мы поговорим более подробно позже.
Многие отмечают именно эту черту великой актрисы: нераздельное сочетание жесткости и сострадания. Раневская была жестким, иной раз и жестоким человеком, но одновременно очень сострадательным. Вот только ошибочно будет полагать, что ее сострадание было слепо, сродни монашеской доброте. Нет, Фаина Раневская видела, кто и в каком случае действительно достоин сострадания — и делилась, чем могла. Причем ее сострадание было предметным, то есть заключалось в поступке, деле, а не только в высказанных словах. Ее дружба с Анной Ахматовой была известна всем. То ли из-за зависти, или же это было действительно так, но современники Раневской рассказывали, будто она называла Ахматову скифской бабой — потому, дескать, что Анне Ахматовой нет никакого дела до ее окружения. Если задуматься, то Раневская могла такое сказать. Более того, так сказать могла именно только Раневская: чрезвычайно точно, образно и остро. Разве же не была Анна Ахматова отстраненным от действительности человеком? Разве волновало ее что-то в жизни, кроме мира поэзии? Да и внешность… Но кто больше всех опекал Анну Ахматову в Ташкенте, когда было холодно и голодно? Об этом мы тоже поговорим ниже…
Или вот совершенно другой случай. Мария Цветаева возвращается из эмиграции. Средств к существованию практически нет. Фаина Раневская в это время получает зарплату в театре. Денег вышла круглая сумма, и они были получены Раневской в одной банковской пачке. С этой пачкой Фаина Раневская и поехала к Цветаевой. И вручила ей деньги, думая, что Цветаева разделит эту пачку… Но Мария Ивановна сердечно поблагодарила Раневскую, крайне тронутая этим поступком: теперь месяц она могла жить на эти деньги относительно безбедно. Раневская, конечно же, не стала требовать дележки. Чтобы выжить самой, она продала свое кольцо. И вот, спустя некоторое время, она вспоминала этот случай и говорила:
Полное нежелание разговаривать двусмысленно, скрывать свою оценку людей и событий проявлялось у Фаины Раневской иной раз помимо ее воли. Как-то Фаина Георгиевна, тогда еще совсем молодая, познакомилась с утонченной женщиной, образованной, реальной светской дамой XIX века Татьяной Львовной Щепкиной-Куперник. Раневская стала частым гостем у этой женщины. Однажды разговор зашел о Чехове. Фаине Раневской, конечно же, было что сказать об этом писателе. Говорили о его несладкой судьбе, о болезни, об одиночестве в Ялте — его супруге все никак не удавалось тогда приехать к своему мужу. Дальше рассказывает сама Раневская.
