человека, которого вы, возможно, знаете. Вы ведь живете здесь почти всю жизнь. Софи всегда говорила, что вы всех знаете… — Он осекся.
— Наверное, Софи говорила, что я сую нос в чужие дела, — заметила Моника, хотя обещала не перебивать. — Что ж, когда-то я действительно знала всех и вся, хотя в последнее время я почти никуда не выхожу. Но в прежние времена… да, в деревне новости распространяются быстро. И потом, не забывай, что я больше двадцати лет преподавала в здешней начальной школе! Учительница в самом деле знает все семейные тайны! — Она заметно помрачнела. — В здании бывшей школы теперь частный дом; его перестроили и отремонтировали до неузнаваемости. Там поселилась жуткая парочка. Горожане, которые не могут справиться с собственными псами! Муж — застройщик; судя по всему, бывшая школа — образец того, на что он способен.
— Вы подавали жалобу насчет собак? Если да, то ненадлежащее обращение с животными… — механически отреагировал Картер-полицейский.
— Они гоняют моих котов! — пылко пояснила Моника.
— А-а-а… — Картер повернул голову и встретился с презрительным взглядом рыжего кота. Ему показалось, что он понимает, почему при виде рыжего кота любой уважающий себя пес приходит в бешенство.
— Конечно, я жаловалась. Только не в полицию. У нас здесь больше нет полицейского участка, как и школы, и почты. Нет, я жаловалась самому Хеммингсу, владельцу, и его женушке, крашеной блондинке. Они заявили, чтобы я держала котов в доме! Но как можно не выпускать гулять кота? — Моника отпила изрядный глоток хереса, чтобы успокоить нервы.
— Верно, — согласился Картер. — Кошки по природе своей любят бродяжничать, и потом, закон не предъявляет к владельцам кошек таких же строгих требований, как к владельцам собак.
— Вот именно! То же самое я сказала проклятому Хеммингсу. Мы даже поссорились из-за этого.
Споры между соседями иногда принимают дурной оборот, особенно в маленьких общинах. Ситуация обостряется еще больше, если одна из враждующих сторон живет в тех или иных краях давно, а другая сторона — недавно приехала. Картер мысленно велел себе все проверить.
— И все-таки вряд ли ты приехал ко мне из-за Хеммингсов, — с сожалением подытожила Моника. — Хотя я не удивлюсь, если полиция нагрянет к нему с обыском. У него очень вороватый взгляд! И жена его не лучше, и его друзья. Иен, говори же, кто тебя интересует?
— Знаете ли вы семейство по фамилии Бикерстаф?
Моника громко расхохоталась:
— Бикерстаф? Ну конечно знаю, точнее, знала. В наших краях остался лишь один из них… если, конечно, старый Монти еще жив. Я не слышала, чтобы он умер. — Она нахмурилась. — Смерть при подозрительных обстоятельствах? Уж не хочешь ли ты сказать, что Монти умер?
Картер покачал головой:
— Нет, хотя труп найден в его доме.
— В «Балаклаве»?
— Вот именно. По словам мистера Монтэгю Бикерстафа, он обнаружил покойника, когда вернулся из города. Он уверяет, будто не знает его.
— Старый Монти нашел у себя дома жмурика? — Моника залпом осушила бокал. — Так-так-так! Когда я видела его в последний раз, а было это довольно давно, он наполовину выжил из ума. Боюсь, от такой находки у него крыша совсем съедет!
— Да нет, он, похоже, неплохо справляется. Пока, на время следствия, он поживет у своей родственницы — не то родной, не то двоюродной племянницы… Ее зовут Бриджет Харвелл.
— Значит, у нее теперь такая фамилия? — оживилась Моника. — Я слышала, она снова вышла замуж.
— И видимо, недавно она снова развелась. А сейчас собирается замуж в четвертый раз.
— Ну надо же! Бриджет Бикерстаф была хорошенькая. Ты прав, она ему не родная племянница. Ее отец, Гарри Бикерстаф, доводился Монти двоюродным братом. Но семья Гарри никогда не жила в «Балаклаве», хотя они часто приезжали погостить. Конечно, гости приезжали до того, как Пенни Бикерстаф собрала свои вещички и уехала. Значит, ты хочешь узнать о Бикерстафах? Тебе никогда не доводилось пробовать бикерстафовский кекс с сухофруктами и цукатами?
Выражение лица Картера было достаточно красноречивым.
— Значит, не доводилось. Ну да, ты ведь еще молодой. Тебе повезло! Такой кекс — кошмар моего детства. Мама всегда покупала мне его по воскресеньям, к чаю. Представь себе толстый ломоть липкого кекса, утыканный сухофруктами, которые застревают в зубах! На вкус он был скорее горьким, чем сладким, и камнем ложился в желудок. Но история этого кекса более или менее связана с историей семьи. Кстати, должна признаться, что с Пенни, женой Монти, я была знакома ближе, чем с самим Монти. Он всю жизнь был необщительным и замкнутым. Не знаю, почему Пенни так долго его терпела! Но потом и она не выдержала. Может быть, решила, что зря потратила на этого дурня лучшие годы своей жизни и остаток дней своих вполне может провести в мире и покое. Купила себе квартирку в Челтнеме, а Монти бросила вариться в собственном соку в его мрачном особняке.
— Она еще жива? — оживился Картер.
Моника покачала головой:
— К сожалению, нет. Умерла года четыре назад. Не очень-то долго ей довелось наслаждаться свободой. Грустно! Я была на ее похоронах. Представь себе, негодяй Монти не соизволил туда поехать! Остальные члены семьи, конечно, явились. Во всяком случае, Бриджет я видела в церкви. Не помню, какая у нее тогда была фамилия… — Моника сдвинула брови. — Сейчас вспомню. С отцом Танзи, Питерсоном, она к тому времени давно развелась. Питерсон был ее первым мужем. И с тем, за кого она вышла после Питерсона, она тоже развелась. Хоть убей, не вспомню фамилию ее второго мужа, хотя какое это имеет значение? Бриджет прожила с ним совсем недолго. Да, конечно, она была еще замужем за Фредди Харвеллом, мужем номер три. Харвелл точно был на похоронах; от него разило перегаром на всю церковь. Более того, даже Питерсон прилетел с острова Джерси, где он, по-моему, укрывается от налогов. Довольно странную картину они собой являли! Бриджет сидела на скамье между двумя мужьями. И Танзи, ее дочка от Питерсона, тоже приехала на похороны Пенни. Тогда она была еще совсем девочка… лет четырнадцати или пятнадцати. Теперь-то она уже, наверное, совсем взрослая, ей лет девятнадцать-двадцать… Наверное, Питерсон приехал больше ради того, чтобы повидаться с дочкой, а не попрощаться с Пенни. В общем, собралась вся родня, кроме Монти.
— У Монти и Пенни были дети?
Моника покачала головой:
— Нет. Наверное, с Пенни и одного Монти хватало. Он ведь и сам как ребенок. Только не подумай, что он слабоумный. Он всегда хорошо учился и мог бы далеко пойти. Просто он не мог ни на чем остановиться. Любил мечтать и увлекался всем, что вызывало его интерес. Пенни часто понятия не имела, где Монти шляется и когда вернется домой. Наверное, свою роль сыграла и фамилия Бикерстаф… Сейчас я все объясню.
Моника сдвинула брови, собираясь с мыслями. Картер подумал: наверное, с таким видом она обращалась к своим ученикам в начальной школе.
— Все началось в тридцатых годах девятнадцатого века, когда один предприимчивый пекарь по имени Джосая Бикерстаф понял, что его печенье пользуется спросом, и начал выпекать его большими партиями. К середине века дело расширилось; помимо печенья, Бикерстафы делали и другую выпечку. Во время Крымской войны им удалось получить подряд на снабжение армии сухарями и галетами. На волне успеха сын Джосаи построил «Балаклаву»… Полоса удач продолжалась. Бикерстафы начали выпекать свой знаменитый кекс с сухофруктами. Поскольку в тесто не входили яйца, кексы довольно долго хранились. Их запечатывали в жестяные коробки с фальшивым гербом на крышке и рассылали в самые отдаленные уголки земного шара. Бикерстафы уверяли, что их кекс можно попробовать в любом месте Британской империи. Все, от консула до скромного клерка, нежились под тропическим солнышком и пили чай с бикерстафовским кексом… Фирма завоевала настоящую славу! — Моника хихикнула. — Кекс назывался «Вкус Британии». Он пользовался устойчивым спросом вплоть до Второй мировой войны. В войну производство пришлось свернуть, потому что не удавалось достать все нужные ингредиенты. После войны Бикерстафы
