Те уходят под звуки барабана. Элла садится на ящик, бессильно опустив руки. Входит Джим Хэррис. Он возмужал, хорошо одет. У него доброе, умное лицо, в глазах выражение большой душевной напряженности.

Джим (радостно и вместе с тем удивленно). Элла! Я только что встретил Шорти.

Элла (улыбаясь открыто и нежно). Он приходил от Микки.

Джим (опечаленно). Вот как!

Элла (приглашая сесть рядом). Сядь, Джим.

Джим садится. Пауза. (Равнодушным тоном.) С этим кончено, Джим… Я свободна.

Джим (устало). Никто не свободен, Элла… Мы свободны только делать то, что должны.

Элла. Почему ты вдруг помрачнел?

Джим. Сегодня я получил уведомление из юридической школы. Я снова провалился.

Элла. Бедный Джим!

Джим. Не жалей меня! Я готов избить себя. Пять лет — а я все еще на том же самом месте. А должен был кончить в два года.

Элла. Почему ты не бросишь совсем?

Джим. Никогда.

Элла. Но в конце концов — зачем тебе быть адвокатом?

Джим. Это для меня все. (Взволнованно.) Если бы я стал адвокатом, я бы осмелился…

Элла. На что?

Джим. Нет, ни на что. (Помолчав; взволнованно.) Не могу объяснить… Но меня словно огнем жжет. Все эти провалы — удар по моей гордости. Клянусь, знаний у меня больше, чем у любого из моего класса. Мне надо учиться еще напряженней. Тружусь я чертовски много. И все так хорошо укладывается у меня в голове — все в стройной системе. А вот на экзамене, когда меня вызывают и я встаю… со всех сторон смотрят на меня лица белых… я чувствую на себе их взгляды — и вот тут голос у меня начинает дрожать, внезапно все вылетает из головы, я ничего не помню. Слышу, как начинаю заикаться… теряюсь… и возвращаюсь на место… Чтобы смеялся кто? Нет. Все очень добры. (С яростъю.) Скорее снисходительны, будь они прокляты! На мне словно проклятье какое-то…

Элла. Бедный Джим…

Джим (с горечью). То же происходит на письменных экзаменах. Недели напролет занимаюсь по ночам. Перестаю спать. Не остается ничего, чего бы я не знал или не понимал. Но вот на экзамене получаю задание. Просматриваю его, прекрасно соображаю, как ответить на каждый вопрос. Белые вокруг меня принимаются писать. Как они уверены в себе — даже те, у которых, я-то уж знаю, ничего в голове нет. Я же знаю все, но все куда-то улетучивается… исчезает. В голове пусто, я сижу как дурак, силюсь вспомнить хоть что-нибудь… Но тех крох, что мне удается наскрести в памяти, слишком мало для экзамена… хотя я знаю все, что требуется.

Элла (с сочувствием). Джим, послушай. Перестань терзаться. Брось все, это совсем тебе не нужно.

Джим. Нужно больше, чем кому-либо. Нужно, чтобы я смог жить.

Элла. Что тебе это даст?

Джим. С точки зрения других — ничего. С моей — все!

Элла. Но ведь в остальном ты лучше всех на свете.

Джим (смотрит на нее). Значит, ты понимаешь…

Элла. Конечно! (С чувством.) Разве я не вижу, как ты добр ко мне! Только ты, единственный из всех, не отвернулся от меня. Единственный, кто понял меня, — несмотря на то, что я так гнусно относилась к тебе.

Джим. Но раньше… очень давно… ты относилась ко мне хорошо. (Улыбается.)

Элла. Ты для меня — белый, Джим. (Берет его руку.)

Джим. Белый — для тебя?

Элла. Да.

Джим. Любовь всегда светлая. (Очень робко.) А я всегда любил тебя…

Элла. И теперь? После всего…

Джим. Всегда.

Элла. Я очень хорошо отношусь к тебе — лучше, чем к кому бы то ни было.

Джим. Это больше, чем я надеялся.

На углу улицы появляется шарманщик… Он играет 'Анни-Руни'. Держась за руки, Джим и Элла сидят рядом, слушают.

Элла, а ты смогла бы когда-нибудь выйти за меня замуж?

Элла. Да, Джим.

Джим (словно испугался того, что она так быстро согласилась). О, Элла, не говори сразу. Подожди. Подумай хорошенько, что это значит для тебя. Подумай — я не тороплю тебя. Я буду ждать месяцы… годы…

Элла. У меня никого нет. Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог мне. И я чтобы помогала кому-то, Джим, — не то конец.

Джим (страстно). Я помогу… я знаю, что могу помочь, я отдам всю жизнь, чтобы помочь тебе… Для этого я и живу.

Элла. А я смогу помочь тебе? Смогу?

Джим. Да, о да, Элла. Уедем за границу — туда, где к человеку относятся с уважением, где нет различий между людьми… где все добры и под любой кожей видят прежде всего человеческую душу. Я не прошу у тебя любви, — не смею надеяться на нее… Мне ничего не нужно… Я буду ждать… Мне нужно только знать, что ты добра ко мне… Быть около тебя, беречь тебя… Чтобы ты забыла прошлое… перестала страдать. Служить тебе, лежать у твоих ног как верный пес… склоняться над твоей постелью, смотреть на тебя, как нянька, когда ты спишь. Хочу защитить тебя от зла и горя… Отдать тебе жизнь и душу, и все свои силы… успокоить тебя, сделать счастливой, стать твоим рабом, да, черным рабом… поклоняться тебе, как святыне… (Бросился на колени. В самоотречении; произнося последние слова, касается лбом земли.)

Элла (тронута и встревожена). Джим! Джим! Ты сошел с ума! Я тоже хочу помочь тебе, Джим! Я хочу…

Картина четвертая

Несколько недель спустя. Улица перед старой кирпичной церковью в том же квартале города. Церковь стоит во дворе, за старой железной оградой с воротами посредине. Справа и слева от ограды тянутся мрачные многоквартирные дома. Кажется, что своими плотно занавешенными окнами- глазами они недружелюбно смотрят на происходящее. Зелеными шторами закрыты и высокие узкие церковные окна, расположенные по обеим сторонам тяжелой двери. Яркое солнечное утро. На улице необычная тишина, словно все затаилось и чего-то ждет.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×