– А кто его знает? Прилетел, отвинтил гайку, а сам – фьюить!
– А-а… где это все?
– Граница Калужской, Тульской и Орловской областей, – ответил Аркадий Петрович. – Заповедник Калужские Засеки. Охранная зона. К счастью.
– И как окрестные жители отнеслись к этому… шапито? – Я ткнул пальцем в соседний экран. На нем красовался купол защитного цвета, который, пожалуй, слился бы с окружающими деревьями, если бы не возвышался над ними, как слон над травой. – В нем же метров сто пятьдесят, если только эти березки не карликовые.
– Почти двести, – внес поправку Герка и снова хихикнул. – С пониманием отнеслись. Ты смотри, смотри, сейчас самое интересное начнется.
Но даже после предупреждения я не смог сдержаться, глядя, как невидимая сила в один миг разметала по полю фигурки в смешных надутых скафандрах. Наши фигурки, человеческие.
– Что с ними? – Я вскочил. – По ним стреляли?
– Да нет, это они сами – от неожиданности. Их просто немного… отодвинули. По крайней мере, так они описали свои ощущения, когда вернулись.
– Так они живы? А эти двое, которые упали?
– Погоди, сейчас поднимутся. Да ты не волнуйся, Вадь, это же запись. Все-все живы, – успокоил меня Герка, а потом зачем-то добавил: – Пока.
– Дальше ничего интересного. – Аркадий Петрович проводил взглядом разведчиков, похожих на белые пешки, в панике покидающие шахматную доску, и щелкнул кнопкой на пульте. – Взгляните-ка лучше вот на это. Эту запись передали на третий день на всех телевизионных частотах. Хорошо еще слабым сигналом.
– Ага. А еще хорошо, что в окрестных деревнях не так много телевизоров, – подхватил Герка, улыбаясь чему-то. – Ну, и что передача черно-белая.
– Пока что белого маловато, – заметил я, глядя на темный экран, и прислушался. – А что это за звук? Это из колонок? Как будто кто-то…
– Сейчас, я сделаю погромче, – сказал профессор. – Секундочку… Вот.
В следующее мгновение по залу разнеслось громоподобное:
– ПОИСКОВ ЗОНУ СПЕРВА ПОДЕЛИВ НА КВАДРАНТЫ, МЧАЛИСЬ, ПОДОБНО ГОНИМОЙ КОСМИЧЕСКОЙ ПЫЛИ, К ЦЕЛИ СТРЕМЯСЬ, СЛОВНО ЧЕРВИ ВГРЫЗАЛИСЬ В ПРОСТРАНСТВО, ОПЕРЕЖАЯ ДВИЖЕНЬЕ НЕСПЕШНЫХ ФОТОНОВ…
– Простите, получилось слишком громко.
– Да ничего, – сказал я, отнимая ладони от ушей.
Когда звучащий из динамиков голос стал тише, я понял, что не ошибся, это действительно были стихи. Какое-то архаичное пятистопье, более подходящее для описания осады Трои, чем для повествования о космическом перелете, или о чем это с таким пафосом вещал голос. Однако вскоре мне стало не до него, потому что сквозь темноту экрана наконец проступило изображение.
– Господи! – Я прильнул к монитору, хотя первым моим порывом было как раз отшатнуться. – Это фото или видео?
– Видео, – ответил профессор. – Просто он почти не двигается.
– Да уж, малый не суетлив, – поддакнул Герка.
– А это… это всё руки? – спросил я.
– Или щупальца, – сказал Гера. – А может, пальцы. Кстати, их ровно сорок восемь.
– А-а… где еще два? – сморозил я очевидную глупость и получил достойный ответ.
– Может, на спине? Спиной он еще не поворачивался.
– А вот эти вот? Ну, как будто лампочки…
– Предположительно, глаза.
– Ой!
– Я же говорил, иногда он двигается. В основном лицом. Наши физиогномисты различили на этой записи больше десятка выражений.
– Больше десятка!
Я рассмеялся, чувствуя себя подростком, если не сказать мальчишкой! Да и как тут не почувствовать: ведь вот же оно, воплощение мальчишеских грез, пялится на меня с экрана своими глазами-лампочками, шевелит руками-щупальцами, поводит из стороны в сторону огромной трапециевидной… наверное, все-таки головой. Даже сердце кольнуло: вот оно! Не ради африканских божков, европейских дипломатов и азиатских бизнесменов, не говоря уж о психопатах всех мастей. Вот ради чего ты проучился восемь лет, а потом еще десять – оттачивал профессиональные навыки.
Кстати, умение справляться с детским восторгом – не один ли из них?
– Вы сказали, девяносто шесть дней? – вспомнил я. – Это получается…
– Шестое июля, – подсказал Гера.
Я кивнул и пробормотал под нос:
– Бойся данайцев, дары приносящих в июле. – Потом обернулся к профессору. – Это ведь он говорит? По-русски?
– Или синтезирует человеческую речь. Точнее сказать трудно. Контакт до сих пор не установлен. У нас нет ничего, кроме этой записи.
– Но почему стихи? Может, они уже прилетали? Во времена Гомера?
– Ага, Симпсона, – хихикнул Герка. – С русским дубляжом. – И добавил серьезно, а может – кто его разберет – снова пошутил: – Я тоже так подумал, когда увидел черно-белое изображение.
– А вы пытались выйти с ними на связь? Стихами или… как обычно?
– И так, и так, – кивнул Аркадий Петрович.
– И что?
Профессор только развел руками.
– А на других языках? – не унимался я. – На английском, немецком, китайском?
– Мы не пробовали.
– Почему? – спросил я, но через секунду и сам сообразил. – Ах, ну да. Незачем раньше времени показывать, что население Земли – не одна большая дружная семья.
Я прислушался к звукам инопланетной речи.
– Так ведь это… Это и есть инструкция для контакта! – осенило меня.
– Гений! – фыркнул Герка. – Вы были правы, Аркадий Петрович, когда говорили: вот придет Вадик и все решит. – Потом перестал издеваться и добавил обиженно: – Инструкция, как же! Знал бы ты, чего нам стоило одно это «не шевелясь, приблизится». Семнадцать дней потрачено, семнадцать! Заметь: солнечных!
– Кстати, до восхода меньше часа, – напомнил профессор и выключил запись. – Сейчас, Вадим, я дам вам распечатку, так будет быстрее. Вы ознакомитесь с отчетом, и мы, помолясь, начнем. Если у вас остались какие-нибудь вопросы… Да где же она?
– Один вопрос. – Я дождался, пока Аркадий Петрович поднимет на меня глаза, и спросил: – Почему я?
Профессор перестал шелестеть бумагами, опустил очки на кончик носа и улыбнулся.
– Вы не пропустили ни одной моей лекции.
Я пожал плечами.
– Не я один.
– Да. Но вы единственный, кто ни разу на них не заснул.
Это было правдой. Во время спецкурса по нетрадиционным методам ведения переговоров я не спал. Я там ел. Из-под парты, отламывая от бутербродов маленькие кусочки и прикрывая ладонью рот. Потому что в
