— Профессор, вы что тут делаете? Вы ведь больной.
— Дело. Помоги, — Цанаев поманил Федорова в сторону от подруги. — От Авроры что осталось? Хоть кусочек. Захоронить надо.
— Вы больны.
— Я болен, умираю. Заклинаю. Очень прошу, помоги. Хоть что-нибудь. Захоронить останки положено.
— Это невозможно.
— В этой стране все возможно. Я заплачу.
— Отстаньте, вы больны.
— А с ребенком вы ей и мне помогли, — Цанаев уже задыхался, но горел, схватил рукав собеседника, он постарался заглянуть в лицо Федорова. — Тогда у вас еще сохранялось что-то гуманное, совестливое? Как-никак, сибиряк, мужик. Или все в кабаках выветрилось?
— Андрей, ты скоро? — возмутилась подруга Федорова.
— Вы больны, — довольно легко и брезгливо, как от заразного, отмахнулся Федоров и уже садился в лимузин, как услышал вдогонку:
— Мерзавцы! Убили женщину, моего ребенка.
Федоров резко выскочил из машины, почти в прыжке оказался вплотную с Цанаевым. Они стояли лицом к лицу, пытались глазами друг друга съесть.
— Не болтайте ерунды! — процедил Федоров.
— Я бы тебя и твоего подельника Бидаева придушил, — так же произнес Цанаев. — Жаль, не могу, сил нет.
— И не будет! — повысил голос Федоров.
— Хм, знаю, — усмехнулся профессор. — Замочить хочешь.
— Жажду! — шепотом, на ухо.
— Тогда просьба, — так же на ухо. — Сейчас, сегодня ночью. Как хочешь. Пояс шахида возьму. Мне — газават. Тебе — антитеррор, премия, звание, тачки, телки!
— У-г-г! — злобно простонал Федоров. — Какой вы, профессор, баран… Сам подохнешь, — отпихнул он Цанаева.
…На следующее утро вся семья Цанаевых была вновь на мусульманском кладбище. Накануне профессор написал заявление об эксгумации (точнее, щедро проплатил). Первым делом аккуратно завернули маленький надгробный памятник с надписью «Цана-ев-Таусов», и там же, краской, рукой Авроры — «Мое невзошедшее Солнышко, моя Жизнь!»
Когда откопали маленький-маленький гробик, все плакали.
Уже были заказаны билеты в Чечню: решено в родовом селе перезахоронить ребенка и поставить просто надгробный памятник Авроре.
Неожиданно зазвенел телефон профессора — «номер засекречен».
— Гал Аладович, это я, — он не называет себя и голос вроде изменен, да Цанаев отчего-то ждал его. — Я сегодня к десяти к дому подъеду.
Цанаев от этой встречи что угодно ждал. Загодя вышел во двор и стоял.
Федоров приехал на иной, простенькой машине. Даже не здороваясь, быстро раскрыл багажник, достал довольно увесистую коробку:
— Донесете? — Цанаев напрягся, со всей силой обхватил груз: он понял, что здесь. Слезы невольно, уже по привычке, потекли.
А Федоров — тихо:
— Сочувствую, — и стукнув пальцем по коробке: — А вы были правы. Оказывается, у нас в стране нынче все можно купить.
— Сколько я вам должен?
— Лишь одно — не все средь нас мерзавцы и убийцы. Кстати, я работу поменял, — торопясь Федоров хотел было сесть в машину, как на мгновение задумался, вернулся к Цанаеву и на ухо, словно кто-то мог их услышать. — Вы о Бидаеве слышали?
— Собаке — собачья смерть.
— Да, прямо у подъезда. В упор. И выстрел контрольный… Может, за нее? — он вновь ударил пальцем по коробке. — Вроде, следы ведут в Чечню.
— Может, и в Чечню, — согласился Цанаев. — Только приказ был, скорее, отсюда. Своим же не нужен стал.
— О чем вы говорите?
— Опыт.
— Прощайте, профессор.
От автора
Профессора Цанаева я знал не понаслышке, все-таки из одного села, хотя он здесь почти не жил. А вот, вдруг, приехал, и поползли всякие слухи: привез перезахоронить младенца — внутриутробная смерть. И это, вроде, понятно. А еще — голову какой-то террористки-смертницы, матери ребенка. Говорят, что с превеликими усилиями он смог все это из Москвы в Грозный доставить.
На похоронах людей очень мало. Ну, во-первых, Цанаевых мало кто знает — не жили. Да и случай-то неординарный. Так что даже места на кладбище не хотели давать. А потом, все-таки у профессора авторитет, решили захоронить на новом кладбище — старые, после двух войн, переполнены.
Я во время захоронения на кладбище был. К счастью, кого и что погребают, не видел, да и вряд ли кто, кроме местного муллы, что-либо видел — лишь ритуал, после которого Цанаев попросил оставить его одного возле могилок ненадолго.
Когда где-то через полчаса профессор с кладбища не пришел, спохватились.
Он лежал ничком между могилами, распростерши руки, словно насмерть попытался обхватить оба холмика.
…Ныне так одиноко и стоят эти памятники. Справа от маленького — простой — «Цанаев Гал, 1942– 2007», а слева, как сам профессор при жизни заказал, из белоснежного мрамора, где позолотой выбито лишь одно — «Аврора!»
Примечания
1
Суна хьо еза (чеченск.) — досл. Ты мне нужна. (По смыслу: Я люблю тебя)
2
Газават (арабск.) — священная война, объявленная против иноверцев.
