– А раньше там спать будут? – ехидно спросил Пашка.
– Не придуривайся, герой! Раньше тебя с твоими разговорами за версту слышно будет. Ночью звук по лесу очень хорошо разносится. Запомни это обстоятельство, спецназовец.
Антон сидел один в ночной тишине и смотрел на звезды. А здорово, черт возьми, когда решение уже кто-то принял, и больше ничего изменить нельзя. Хорошее или плохое, но решение принято. Интересно, а почему мы так не любим принимать решения? Вроде сами для себя решаем, вроде стараемся расти морально и умственно, совершенствуемся, а тут… Вот принял кто-то решение, и нам хорошо, потому что думать больше не надо, тужиться не надо. Все! Как получится, так и получится.
Подумав с иронией об этом, Антон стал вспоминать, как Катя восприняла появление Пашки. Оказывается, она его прекрасно знала. Вообще-то знала она его давно, но плохо, иначе чего ей так удивляться, что именно Пашка Матвеев пришел на помощь. А женщина она крепкая. Выглядит, не приведи господь, перенесла столько, что и свихнуться не долго. Ведь не за себя, а за дочку больше боялась. Круги вокруг глаз черные, как у покойницы.
Ладно, ушли и ушли. Антон стал думать о другом, о том, как он теперь будет действовать. Дождется рассвета, точнее, предрассветных сумерек, когда туман поползет по кустам. Если никто не придет его менять раньше, он дождется именно этого времени суток. А потом рванет к дороге за помощью, за связью. Хотя нет, делать этого нельзя. Уголовники могут сообразить и рвануть как раз по следам, к реке. А если нагонят? Вдвоем они еще имеют шанс отбиться, а один Пашка не выстоит. Выходит, придется их догонять и мучить еще сутки, а то и больше, женщину с ребенком. Лишь бы смена пришла к Немому попозже.
Со стороны дома послышались голоса, и затопали сразу несколько пар ног. Антон нахмурился и прикинул, на какое расстояние за эти два часа мог Пашка увести заложников. Получалось, что в темноте, да с обессиленной женщиной уйти он мог километра на два или три. Фигово! Значит, надо драться.
Сальников вышел из темноты и врубил большой мощный фонарь. К его огромному изумлению, на ступеньках, спускавшихся к творилу погреба, никого не было.
– Его здесь нет! – крикнул он в темноту и стал водить лучом по сторонам, освещая старые стены теплиц и деревья. – Посмотрите все вокруг! Белого спросите, может, он слышал или видел что-нибудь подозрительное.
– Баба на месте? – вынырнул из темноты Заяц с автоматом на изготовку.
– Проверь!
Заяц, с фонарем поменьше, спустился по ступенькам и осмотрел запор. Творило было заперто снаружи. Отодвинув задвижку и отбросив крышку в сторону, он спустился в темноту погреба. В щелях замелькал свет, потом раздалась отборная матерщина.
– Ушли, все ушли! – заорал уголовник, показываясь из погреба.
Валера подбежал и что-то с жаром стал Зайцу объяснять. Постепенно все четверо охранников собрались на поляне. Кроме Зайца и Валеры, фонарей ни у кого не было. Они топтались бестолково и, кажется, немного со страхом поглядывая в сторону ночного леса. Валера сорвался и бросился к своему «уазику». Через минуту машина исчезла среди сосен, то и дело поливая светом фар сосны от земли до крон. Заяц начал командовать, заставляя рассыпаться своих помощников в цепь. Антон был прав – они собирались преследовать беглецов в сторону реки. Наверняка Валера сейчас отправился организовывать блокировку направления к шоссе силами полиции, которая ни сном ни духом не ведает, что тут творится.
Ближе всех к дереву, на котором Антон сидел, раскорячившись, чтобы слиться с ветвями, проходил Белый. Непутевый и никчемный парень должен был первым принять смерть. Вообще-то первым был Немой, но к его смерти Антон не имел никакого отношения. Он прыгнул легко, как когда-то прыгал на тренировках в ВДВ. Чего-чего, а пружинить при приземлении их учили в первую очередь.
Белый, который этой ночью с автоматом «держал территорию», очень устал. Ему хотелось спать, ему, если честно, было даже страшно. Он понимал, что похитить заложников мог не абы кто, а спецназ. То, что на них не напали и всех еще не перестреляли, ни о чем не говорило, это могло случиться в любой момент. А вот не идут ли они с Зайцем сейчас за своей смертью? Единственное, что Белый успел почувствовать, это огромную тяжесть, как будто на него упала бетонная плита. Острая боль пронзила шею, и на этом восприятие мира закончилось для мелкой уголовной шавки по кличке Белый навсегда.
Четверо уголовников обернулись на короткий шум и вскрик. Два луча света забегали по кустам и стволам деревьев и, наконец, осветили лежавшее на земле скрюченное тело с неестественно вывернутой верхней частью туловища. Автомата возле трупа не было. Заяц выругался и сразу полоснул длинной автоматной очередью по дуге. Пули сбивали ветки, впивались в древесные стволы, рикошетили с визгом от камней. Дружки Зайца сбились к нему, выставив пистолеты перед собой. Все понимали, что такое автомат против их «пукалок».
Антон этой очереди не особенно боялся, потому что лежал как раз за огромным камнем. Свет фонарей ему даже помог, потому что осветил небольшую низинку за его спиной. Он помог бы еще больше, если бы уголовники продолжали шарить фонарями по кустам. Тогда он парой очередей перестрелял бы их всех. Но Заяц был умным, и фонари погасли. Теперь у Антона оставалась одна возможность – уводить охранников в сторону от маршрута Пашки Матвеева.
Он выставил автомат, дал неприцельную очередь в сторону уголовников и тут же бросился вниз, забирая сильно влево. Спасительная низинка поможет, потому что за ним никто ночью сломя голову кидаться не будет. Побоятся. А минут за десять он уйдет далеко, если не догонит его случайная шальная пуля.
Стрельба долго не давала покоя Антону, но потом постепенно его преследователи отстали. Скорее всего, они и не горели желанием преследовать его в темноте, надеялись, что Валера поможет, приведет утром помощь. Собственно, этого Антон тоже побаивался. Но вдвоем с Пашкой они смогут увести женщину быстрее и подальше.
Антон бежал тихо и размеренно, насколько позволяла местность. Ориентироваться можно было по звездам, а теперь еще он хорошо чувствовал в воздухе влагу. Река давала о себе знать, и сбиться с курса было уже сложно. Правда, до нее оставалось еще очень много, километров тридцать.
Даже шелест травы под собственными ногами не смог заглушить женский возглас, вернее, детский, как потом уточнил для себя Антон. Он сразу сбавил скорость и утроил внимание. Неужели Пашка где-то здесь? Это означало, что он сильно сбился с курса и ушел далеко влево. Хорошо еще, что у Пашки нет оружия, а то сгоряча выстрелил бы.
– Пашка, Катя! – громко позвал Антон. – Где вы?
– Здесь! – как-то поспешно отозвался женский голос.
Антон перешел на шаг и двинулся, ориентируясь на него. Через пару минут он вышел к большой яме, которая образовалась в месте вывороченного с корнями дерева. Пашка молодец, он наломал лапника и устроил женщину с ребенком тепло и уютно. Кажется, Катя не могла больше идти.
– Выдохлись? – спросил Антон.
Пашка молча кивнул, не глядя на него. Антон вздохнул и уселся рядом, прислонившись спиной к сосне. Ноги у него немного гудели. Пашка помолчал немного, а потом изрек:
– Кажется, я тебе все испортил своей самодеятельностью, извини.
– Ничего, – усмехнулся Антон. – Ты же из благих намерений.
– Благими намерениями выстлана дорога в ад!
– Философ! – одобрительно хмыкнул Антон.
Пашка ничего не ответил, помолчал немного, а потом вдруг начал рассказывать, косясь на спящую Катю и ее дочь, о юности, о совместных делах с Мальцевым, о том, как сложилась его жизнь, как обрадовался, когда по телевизору увидел Володьку в новом чине и с солидным положением. Как хотел, чтобы Володька взял его к себе, и обиделся, когда ничего не вышло, как узнал о возбуждении уголовного дела и о похищении Кати с дочерью.
Рассказ получился содержательным, эмоционально красочным и насыщенным самобичеванием и злой самоиронией. Антон несколько раз осторожно усмехался, но от критики воздержался. И только когда Пашка закончил свое повествование, он вдруг услышал за спиной странные звуки. Обернулся и увидел, как плачет Катя.
– Пашка… – всхлипывала она, – Пашка, прости нас, пожалуйста. Это… это все жизнь, равнодушие…
