нанесенный утренний макияж.
Не осталось только
Верткие командировочные и уверенные надменные аборигены толкали в спину, я приноровилась к их маршу, встала в плечо и к концу перрона подошла уже почти
Бурмистров Вася – Бармалей – дворово-школьный друг – стоял в конце перрона и в руке держал отнюдь не букет гвоздик – газету. В этом не было символизма. Выполняя мою просьбу, друг приобрел газету с вариантами по найму жилья.
Прибывшая толпа натыкалась на Бармалея, создавала буруны, а мой друг стоял недвижимо, как славный волжский утес. Толпа утекала дальше, собиралась в потоки, несущиеся к метро и переходам. Рослый Васька процеживал глазами гостей и жителей столицы, искал в их волнах почти затопленную макушку, выкрашенную в нежный золотистый цвет. С высоты метра девяноста двух процеживать толпу, вылавливая девичьи макушки, было удобно, но встретились мы все же глазами. Из-за спин и зонтов Василий углядел меня, махнул газетой и, придерживая руку над головами, поплыл в потоке встречным курсом.
– Али-и-и-иса!! – взревел дружище и подхватил меня под мышку.
Я чемодан из рук не выпустила. Как выброшенный якорь, он ударил Ваську по ногам и едва не утопил шлюпку с нашей обнимающейся парочкой в бурлящем потоке.
Но уронить Василия не просто. Он покрутил меня немного в воздухе, потом поставил на перрон и по- отечески поправил задравшийся от горячих объятий пиджак:
– Привет. Ты изменилась. Похудела.
(Папа считал, что я похорошела и повзрослела за те полгода, которые Вася не приезжал в родимый город. Но объяснять существенную разницу не стала. Как все мужчины, Вася тугодум, позже разберется сам.)
Василий вынул из моих пальцев ручку чемодана, вытянул ее на всю длину под свой рост, и дальнейший разговор повел уже по дороге к метро:
– В агентства по найму пойдем завтра. Сегодня переночуешь у меня, сходим куда-нибудь, оттянемся… Как папа, как наши?
– Папа в порядке, наших почти не вижу.
– Как он тебя отпустил? С боем?
– Нет, – протискиваясь к турникету, сказала я. – Папу обхаживает историчка, думаю, особенно скучно ему не будет…
– Тамара Сергеевна?! Историчка?!
– Ну да. Они давно роман крутят, надеются, что я слепая. И глухая в придачу.
– Чего только не бывает в жизни?! – восхитился мой высокорослый друг, я глубокомысленно посмотрела на его чисто выбритый подбородок, но вылезать с комментариями не стала.
Я уже давно научилась не удивляться простодушию этого двадцатитрехлетнего верзилы. Предполагать, что импозантный седовласый мужчина возраста «бес в ребро» останется без употребления в дамском коллективе – верх наивности! Папулю физика-вдовца уже лет шесть окучивали то историчка, то химичка, то психолог Ирина Викторовна! Он – первый парень на деревне, опора и любовь всего школьного колхоза!
Но объяснять сии нюансы Васе – пустая трата времени. В двух словах не скажешь, поскольку, невзирая на квадратные плечи штангиста, мой Вася – типичный «ботаник». Доморощенный компьютерный гений, гроза «мышей» и друг клавиатуры. Ему первому из нашего класса купили компьютер. Василий быстро с ним освоился – в чем-то укротил – и к выпускному классу подошел уже вполне оформившимся программистом. Учитель информатики уважительно на зывал Васю «коллегой», советовался по неким специальным вопросам и даже попыток не делал срезать вдумчивого «гения» каверзным вопросом.
Во всем, что касалось техники и электроники, Вася был непререкаемым авторитетом. Вне компьютерной жизни Бармалей казался младенцем. Мне не раз удавалось поразить его разум пересказом глупейшей статьи из глянцевого журнала и набором штампованных фраз, заимствованных оттуда же. Моя способность к моментальному заучиванию стихов повергала Васю едва ли не в священный трепет. Сам Вася читать стихи, писать сочинения и выискивать собственные орфографические ошибки был совершенно неспособен. Мы девять лет сидели за одной партой, и не раз случалось, что за сорок пять минут я успевала написать два сочинения – за себя и за друга, – проверить два диктанта и подсказать незаученные стихи.
Во всем, что не касалось точных наук, я опекала Бармалея со второго класса. Заботливо подставляла плечо на экзаменах с гуманитарным уклоном и постепенно в нашем тандеме сложился негласный порядок: Алиса – дембель-взводный-старшина, Вася безропотно таскает два портфеля, распихивает очередь в буфете и чинит Алисины телефон-телевизор-компьютер-швейную машинку.
В нежном пубертатном возрасте я принимала эти знаки внимания как должное. Созрев морально и физически, задумалась. И поняла. Человек, в чьем сердце Бог зажег искру таланта, к чужим способностям относится уважительно. Нормальные гении лишены нормальных человеческих пороков: пустословия и зависти, меркантильности и суетности. Гений монолитен и основателен, он мерит жизнь по собственным меркам и к полутонам относится как к сбою в компьютерной программе. Размытые книжные формулировки слов порою ставили Васю в тупик. Бармалей не выносил слов «предположительно» и «если», он добивался конкретики – временами откровенно тупо – и говорил примерно так:
– Алиса, что ты мне ввинчиваешь? Раскольников – дерьмо! При чем тут одиночество, спор Ангела и Беса?!
– Вась, Раскольников – раскаялся? – менторским тоном вопрошала я. – Весь роман – это мучительный поиск
– Смысла?! – перебивал Вася. – Предлага ешь каждому подонку убить по старушке и найти истину?!
Ходить в кино на мелодрамы, боевики и детективы с Васей было совершеннейшей мукой.
– Такого быть не может, – резал Бармалей. – Почему эта дура оставила пистолет и пошла проверять, кто шумит в гараже? Она весь день с собой ствол таскала – из сортира в ванную, из ванной на кухню, а как шум услышала – положила на полочку. Где голова у сценариста?
– Вася-а-а-а, – причитала я. – Возьми блондинка пистолет, не было бы
– А этот? В синем пиджаке. Он что, не догадался сразу позвонить в полицию? Ждал, пока убивать придут?
Комедии Вася не любил категорически. Хотя и обладал своеобразным, на мой взгляд, чувством юмора.
– Смеяться над упавшим человеком грешно.
Поскольку ему больно. И обидно. А наблюдать за злоключениями порядочного человека, попавшего в дикую ситуацию, вообще извращение.
В этих высказываниях – весь Вася Бармалей. Смеяться над унижениями гадко, переживать за дураков и драчунов глупо. В кино мы ходили только на фильмы по фантастической тематике.
– Здесь все честно, – устраиваясь в кресле перед широкоформатным экраном, объяснял
Вася. – На афише, – или на обложке книги, если речь шла о романе, – написано «фантастика». То есть выдумка. Меня предупредили: не жди адекватности. Я расслабляюсь и получаю удовольствие.
За шесть лет учебы и последующей работы в столице Вася заматерел внешне, но внутренне остался тем же «ботаником». Наивным, восторженным и готовым подчиняться. (Надеюсь, только мне. Так как найдись любая другая девушка, ловко читающая по памяти Пастернака и Бодлера, Вася пойдет за ней, как телок, неизвестно куда, чисто рефлекторно – она похожа на Алису.)
Первым делом, попав в Бармалееву квартиру, я нанесла визит в ванную комнату. Помыть руки и полюбоваться прозрачным стаканчиком с единственной зубной щеткой. Полюбовалась и тут же успокоилась – мой духовно девственный друг мамзелью не обзавелся.
