Таксисты курили и лопали сэндвичи на солнцепеке, в своих огромных «рэй-бэнах» все они как две капли воды походили на калифорнийских копов из серии «Б», значит, это и были типичные парижские таксисты. Я вошла в первую попавшуюся телефонную будку и набрала номер Жоржа. Стайка юных бездельников воззрилась на меня с неодобрением. На стеклах кабины красовались граффити: «Душа без гроша ищет ковбоя при башлях, уколоться и забыться». Я чуть не поскользнулась на пивной банке. Трубку снял Жорж.
— Алло!
— Жорж, — сказала я, — это Манон.
В трубке повисло молчание.
— Как дела, все хорошо? — спросил Жорж.
— Я в Париже. Только что приехала.
— А?
— Мы можем встретиться?
— Э-э, прости… Какая Манон?
— Манон, двадцать лет, метр семьдесят два, то есть метр семьдесят, сорок восемь кило.
Жорж молчит.
— Брюнетка. Глаза голубые.
Жорж молчит.
— Которая так до сих пор и не знает, что такое это чертово спа.
Жорж молчит.
— Которая пьет просто колу, не лайт.
И тут, о чудо:
— Ах, Манон! Как дела, Манон? Ты все-таки приехала?
— Все-таки.
— У тебя тут родня?
— Нет.
— Где ты ночуешь?
— Не знаю.
— И чем собираешься заняться?
— Буду жокеем. Цветочницей. Наемной убийцей. Моделью.
— Тебя можно пригласить на ланч?
— Вроде бы да.
Жорж назначил мне встречу на три часа, в
— И чем это ты там в будке занималась?
— Кто это теперь звонит из будки!
— Да ладно вам, садись в метро, там по прямой.
— Шлюха будочная!
В метро я сперва заблудилась, но какой-то кукольник в бандане объяснил, до какой станции ехать, — за два евро и разрешение похлопать меня пониже спины.
Я добралась до
— Симпатичные шорты, — сказал он.
— Что читаешь? — спросила я.
— Не читаю, а присматриваю.
— А? — не поняла я.
Он показал журнал:
— Гляди, вот эта ничего, прямо как моя дочь.
— Может, это она и есть?
— Ты шутишь, надеюсь, моей дочери ретушь не нужна.
— Что-что?
— Как доехала? Ты на чем?
— На поезде.
— Это твои вещи? — спросил он, указывая на мою сумку.
— Ну да.
— Ты надолго?
— Насовсем.
— Где жить будешь?
— Где скажете.
— Э, ты потише, предложения здесь делаю я.
— По телевизору говорили, что жилье для моделей предоставляют агентства.
— Для этого надо быть моделью. Встань-ка.
Я встала.
— Повернись.
Я сделала полный оборот.
— А вы что уставились? У нас чисто профессиональная встреча, — рявкнул он на типа за соседним столиком.
— Так как? — спросила я.
— Угу, угу, неплохо. Вина хочешь?
— Нет, спасибо.
Он налил мне стакан вина:
— Выпей!
Я выпила и заказала салат, есть почти не хотелось.
— Почему ты хочешь быть моделью?
— Хочу сниматься в кино.
— И ты туда же? Как только вам всем не надоест! Слушай, я ведь не продюсер, спать надо не со мной!
— А если я не хочу с вами спать?
— Еще и это? Тогда какого черта ты тут делаешь?
— …
— Слушай внимательно, девочка моя. Ты просто прелесть, ты лучше всех, поверь, я много чего насмотрелся. Просто мне пятьдесят, на мне агентство, и соцобеспечение не по моей части. В этом подлом мире ничто не дается даром, и чтобы попасть ко мне, придется мне дать. И даже после этого я могу тебе сказать, что твои труды пропали даром. Алло?
Пока он говорил по телефону, я прикончила бутылку.
— Дорогая? Что случилось? Что? Нет, Сибиль, положи нож. Положи нож на место. Сибиль, дорогая, ты же знаешь, у тебя не выйдет, а потом у тебя будут некрасивые шрамы на запястьях. Шрамы — это очень некрасиво. Сибиль, черт возьми, сейчас три часа дня, что на тебя нашло? У папы деловая встреча. Знаешь, дорогая, а вот это называется шантаж, ты даже не знаешь, как резать, вдоль или поперек. И пожалуйста, не пытайся меня учить, как кончать с собой. Между прочим, я десять лет был женат на твоей маме. Окей, окей, сейчас приеду. Никуда не уходи, сиди тихо. Я еду. Вот именно, тогда сначала ты сможешь убить меня. Еду. Пока.
Он нажал отбой, и мне было его искренне жаль.
— Что, бутылка пустая? — сказал он, схватил мой стакан, выпил залпом и добавил: — Мне надо бежать, небольшие семейные проблемы. Подумай о том, что я тебе сказал, и перезвони. Окей? Ты само совершенство, ничего не меняй. Особенно шорты, ладно? До скорого.
