воспоминаний об этой нашей маленькой встрече тет-а-тет также будет насилием.
Лога мучительно стиснул руки, неподдельное горе исказило его лицо. Если он был отступником, Таинственным Пришельцем, то следовало признать за ним незаурядный талант актера. С отчаянием в голосе он сказал:
— Да, это правда — но только отчасти. Мы вынуждены применять некоторые меры самозащиты. Если бы дело касалось другого человека, мы, скорее всего, просто оставили бы его в покое. Да, мы попрали свои собственные этические принципы, когда охотились за вами по всей долине и исследовали тут ваше тело... Мы сделали это... И, поверьте мне, расплатимся за все страшными душевными муками.
— Вы могли бы частично облегчить свою совесть, объяснив, зачем я и все остальные человеческие существа были возвращены к жизни. А так же — каким образом это сделано.
Лога заговорил; речь его время от времени прерывалась замечаниями остальных этиков, чаще всего — золотоволосой женщины. Наблюдая ее отношение к Логе, Бартон решил, что она либо являлась его женой, либо обладала более высоким рангом.
Иногда рассказ Логи комментировал другой мужчина. Когда он начинал говорить, на лицах остальных появлялось выражение почтительного внимания, из чего Бартон заключил, что он являлся руководителем группы. Однажды говоривший повернул голову так, что отблески света заиграли в одном из его глаз. Бартон вгляделся пристальнее и заметил, что в левой глазнице этика находился крупный драгоценный камень.
БартоН подумал, что это, вероятно, какой-то прибор, позволяющий своему владельцу воспринимать нечто недоступное остальным. В дальнейшем он испытывал какое-то смутное беспокойство, когда блестящий фасеточный глаз поворачивался к нему. Что можно было увидеть с помощью этого многогранного кристалла?
К концу рассказа Бартон знал немногим больше, чем раньше. Этики могли наблюдать прошлое с помощью устройства, которое он, за неимением лучшего термина, назвал хроноскопом. Этот прибор позволял им производить записи любых существ на атомарном уровне. Используя записи в качестве исходных моделей, они формировали нужные организмы на конвертерах, преобразующих энергию в материю.
— Что случится, — спросил Бартон, — если вы одновременно воспроизведете два тела одной и той личности?
Лога криво усмехнулся и сказал, что такой эксперимент был как-то произведен. Только в одном теле вспыхнула искра жизни.
Бартон улыбнулся подобно коту, только что проглотившему мышь.
— Думаю, что вы лжете мне. Или говорите полуправду. Во всем этом есть какая-то неточность. Вы утверждаете, что человеческие существа могут достичь такого необычайно высокого духовного состояния, когда они сбрасывают свою телесную оболочку и, как вы выразились, «уходят». Но тогда почему же вы, этики — предположительно, высшие создания — еще здесь, в этом бренном мире? Почему вы тоже не «ушли»?
Лица у всех, кроме Логи и человека с кристаллом в глазнице, посуровели. Лога рассмеялся и сказал:
— Очень проницательно. Превосходное умозаключение. Я могу только ответить, что некоторые из нас действительно Ушли.
Но к нам, этикам, предъявляются более высокие требования, чем к воскрешенным обитателям долины.
— Я все еще думаю, что вы лжете, — с сомнением покачал головой Бартон. — Однако я ничего не могу с этим поделать. Пока не могу, — уточнил он, недобро усмехнувшись.
— Если вы будете упорствовать в своих заблуждениях, то никогда не получите возможность Уйти, — сказал Лога. — Мы объяснили вам, чем занимаемся; мы чувствовали, что это — наш долг перед вами, и постарались выполнить его так хорошо, как могли. И когда мы поймаем остальных — тех, кто пытается вмешиваться в наши дела, — мы сделаем для них то же самое.
— Среди вас есть Иуда, предатель, — произнес Бартон, наслаждаясь эффектом, произведенным этими словами.
Но человек с кристаллом в глазнице резко сказал:
— Почему бы вам не поведать ему правду, Лога? Пусть с его лица сойдет эта отвратительная ухмылка, пусть он знает свое место!
Лога колебался; потом кивнул головой:
— Хорошо, Танабар, если вы так считаете... — он повернулся к Бартону: — Вам следует теперь вести себя очень осторожно, Бартон. Вы не должны больше совершать самоубийств, и вам придется так же упорно сражаться за свою жизнь, как раньше на Земле... когда у вас была только одна жизнь... и одна смерть. Существует предел возможного количества воскрешений. После определенного их числа — оно различно для каждого индивидуума и не существует способа предсказать его — психоморф теряет способность соединяться с телом. Каждый акт смерти ослабляет связь между телом и психоморфом. С течением времени психоморф достигает точки, откуда уже нет возврата... Он становится — если употребить ненаучный термин — «потерянной душой». Он вечно скитается во вселенной; мы способны ощущать присутствие таких потерянных психоморфов без всяких приборов — в отличие от тех, которые... как бы это сказать?... «спасены» и стали полностью недоступны нашему восприятию... Итак, вы видйте, к каким результатам приводит игра со смертью... Вот почему те несчастные, которые не могут смотреть жизни в лицо и вступают на путь непрерывных самоубийств, если и не совершают смертельного греха, то, в любом случае, идут дорогой без возврата.
— Этот предатель, мерзкий отщепенец, заявляющий, что хочет помочь вам, на самом деле использует вас в собственных целях, — произнес человек с кристаллом в глазнице. — Он не уведомил вас, что, выполняя его — и свои — планы, вы можете лишиться шанса достичь вечной жизни. Поймите, он или она — кем бы не был предатель — есть зло! Зло, зло! И теперь вам придется стать очень осторожным. Может быть, у вас в запасе есть еще дюжина попыток; или ваша следующая смерть уже будет последней!
Бартон вскочил и закричал:
— Вы не хотите, чтобы я добрался до конца Реки! Но почему? Почему?
— Прощайте, — тихо сказал Лога. — И простите нас за это насилие...
Бартон не видел, чтобы кто-нибудь из двенадцати шевельнул рукой. Но сознание покинуло его так же быстро, как стрела — тетиву лука. И когда он очнулся...
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Первым его приветствовал Питер Фригейт. Увидев Бартона, американец потерял свою обычную сдержанность; на глазах его показались слезы. Бартон почувствовал, что его щеки тоже увлажнились; какое-то время он с трудом отвечал на вопросы, которыми засыпал его Фригейт. Ему самому в первую очередь хотелось узнать, что случилось с Фригейтом, Логу и Алисой после его исчезновения. Фригейт отвечал, что они долго искали Бартона, а затем отправились обратно в Тел ем — в ту маленькую страну у озера, где остались Казз, Монат и Лев Руах.
— Где же вы пропадали, дружище? — воскликнул Фригейт.
процитировал Бартон.
