Среди узников царила некоторая нервозность, думаю, потому, что было неизвестно, когда же мы встречаемся с грозным противником. Каждый понимал, что большинство погибнет. Надежда, что уцелевший получит свободу, питалась одними слухами, но никто из нас не верил моргорам. От каждого шума в коридоре в камере все стихало, все глаза устремлялись на дверь.
Наконец кончились наши тревоги: явился целый отряд, чтобы отвести нас на поле, где предстояло нам сражаться. Я окинул взглядом лица узников. Многие улыбались, слышались вздохи облегчения, и я почувствовал себя бодрее.
Нас привели на прямоугольное поле с рядами сидений по сторонам. Трибуны переполнены. Тысячи глазниц оскаленных черепов уставились на нас. Так, должно быть, выглядят болельщики в аду. Ни слова, ни оркестра, ни единого флага — ничего яркого. Нам выдали мечи и заставили сгрудиться, как стадо, на краю поля.
Какой-то чиновник стал объяснять нам, что мы должны делать.
— Когда в дальнем конце появятся молодце воины, вы пойдете навстречу и вступите с ними в бой. Все.
— Что будет с теми из нас, кто уцелеет? — спросил я.
— Не уцелеет ни один! — отрезал он.
— Мы считаем, что те, кто останется в живых, получат свободу, — продолжал я.
— Никто не уцелеет, — повторил он.
— Может, поспорим?
— Разве что не твое нахальство. — Моргор начинал злиться.
— Все-таки предположим, что один из нас остался в живых, — настаивал я.
— В таком случае он, как прежде, останется рабом, только никому из вас еще не удавалось выдержать эти испытания. Однако воины уже на поле! — воскликнул он. — Идите за своей смертью, жалкие черви!
— Жалкие черви, по местам! — скомандовал я.
Узники рассмеялись и заняли намеченные позиции. Передняя линия — первые десять, за каждым его партнер. Я — почти в центре. Хан Ду и Фо Лар — на флангах. Мы двинулись вперед, как не раз шагали по камере — в ногу, вторая шеренга задавала темп, непрерывно распевая: «Смерть моргорам!» Мы соблюдали интервал и дистанцию чуть больше, чем длина вытянутой с мечом руки.
Судя по всему, моргорам на выпускных испытаниях не случалось видеть ничего подобного. В глухом шуме, который поднялся на трибунах, можно было различить возгласы удивления, а наступавшие на нас юнцы явно растерялись. Их построили попарно в длинную линию, которая протянулась почти поперек всего поля, и вот линия стала вдруг очень неровной. Когда мы оказались в двадцати пяти футах от нее, я скомандовал: «Вперед!»
Мы вдесятером ударили моргорам в центр, они растянули фронт и не смогли воспользоваться своим численным превосходством. С первых же секунд они столкнулись с таким фехтованием, какое, могу заверить, прежде не встречал ни один моргор. Когда, пятеро со своими партнерами развернулись направо, а остальные — налево, на поле лежало десять убитых и смертельно раненых моргоров.
В первой стычке мы никого не потеряли, и теперь на каждый наш десяток приходилось пятнадцать моргоров. Не так-то и много. Атака на два фронта давала нам огромное преимущество: прежде чем моргоры с дальних флангов смогли вступить в бой, мы нанесли им тяжелый урон, потому что мы сражались за каждый шаг, и в бой вступили наши ведомые.
Моргоры бились с решимостью фанатиков. Многие из них фехтовали великолепно, но ни один не мог соперничать с бойцами нашей первой десятки. Мельком я увидел Фо Лара. Он был бесподобен. Убежден — ни один фехтовальщик из тех, с кем мне доводилось сразиться на всех трех планетах, не смог бы задеть мечом ни меня, ни Хан Ду, ни Фо Лара, а здесь были еще семеро, почти не уступавших нам.
Через пятьдесят минут осталось только несколько моргоров. Мы потеряли десятерых, уцелели все из первой десятки. Когда погибли последние моргоры, стала ощутима мертвая тишина, которая воцарилась на трибунах. Меня окружили друзья.
— Что теперь? — спросил Фо Лар.
— Кто-нибудь хочет в рабство? — осведомился я.
— Нет! — откликнулось девять голосов.
— Мы — десять лучших мечей Эробуса и можем с боем выйти из города. Вы знаете окрестности. Есть надежда избежать плена?
— Есть, — ответил Хан Ду. — Сразу за городскими стенами начинаются леса. Если мы до них доберемся, возможно, нас никогда не найдут.
— Ладно, — сказал я и быстрым шагом направился к воротам в конце поля. Девять саваторов поспешили за мной.
У самых ворот горстка растерянных часовых пыталась остановить нас. Там они и остались — навсегда.
На поле за нашей спиной раздались гневные крики, и мы поняли: сейчас за нами погонятся сотни моргоров.
— Кто знает путь к ближайшим воротам? — спросил я.
— Я! — отозвался один из наших. — За мной! — и он побежал.
Мы мчались по улицам угрюмого города, до нас долетали крики преследователей, но мы сохраняли дистанцию. Наконец мы достигли городских ворот — и опять столкнулись с вооруженными моргорами, с которыми пришлось вступить в жестокий бой. А крики преследователей становились все громче и громче… Миг и погибнет все, чего мы достигли. Это невозможно!
Крикнув Хан Ду и Фо Лару, я приказал остальным очистить место: проход в воротах был слишком узок, чтобы десять человек в нем могли успешно действовать мечом.
— Пробьемся! — крикнул я моим друзьям, когда мы обрушились на еще уцелевших часовых.
И мы пробились. Где им было устоять против троих фехтовальщиков, самых лучших на трех планетах!
Каким бы это ни казалось чудом, наша десятка завоевала себе свободу ценой лишь нескольких легких царапин, являющихся как бы свидетельством того, что мы действительно участвовали в бою. Однако наши преследователи вопили уже у нас за плечами. Если есть во всех трех мирах что-то мне особенно ненавистное, так это бежать от врага, и все-таки было бы слишком глупо позволить нескольким сотням взбешенных моргоров схватить себя. Я побежал.
Моргоры бросили преследование еще до того, как мы достигли леса. Мы бежали, пока не очутились далеко в чаще тропического леса, и лишь тогда остановились, чтобы отдохнуть и обсудить наше будущее. В отдыхе мы очень нуждались.
Ох, этот лес! Я просто затрудняюсь описать его, настолько необычным, так не похожим на все земное он был. Почти полностью лишенная солнечного света листва была бледна какой-то мертвенной бледностью и окрашена розовым там, где удавалось просочиться отраженному свету вулканов. Но то была далеко не последняя особенность этого леса: ветви его деревьев двигались, как живые. Они корчились, извивались и сплетались друг с другом, как мириады змей. До нашей остановки я не обращал на них особого внимания. Вдруг сверху упал побег и обвился вокруг меня. Улыбаясь, я попробовал развернуть его. Моя улыбка исчезла: я был беспомощен, как младенец, которого обвил хобот слона. Меня оторвало от земли. Увидев это. Хан Ду тотчас подскочил с обнаженным мечом. Схватив меня за ногу, он подпрыгнул и, ударив острием клинка, отрубил ветку, которая поймала меня. Мы вместе рухнули на землю.
— Что за черт? — воскликнул я. — Что это? И что ему надо?
Хан Ду указал вверх. Я взглянул. Надо мной на конце мощного стебля был огромный цветок- чудовище! В середине огромный рот, вооруженный множеством зубов, и над ними два лишенных век, широко открытых глаза.
— Я забыл, что ты не житель Эробуса, — сказал Хан Ду. — Может, на вашей планете нет таких деревьев.
— Конечно, нет, — заверил я его. — Есть, наверное, несколько видов, которые, как венерианская мухоловка, едят насекомых, но людоедов нет.
— Всегда нужно быть настороже, когда бываешь один в лесу, — наставлял он меня. — Эти деревья —
