обнаружила матушку в коровьем стойле. Заслышав шаги, матушка Ветровоск выпрямилась – в руке она сжимала большой шип.
– Вот, торчал у нее в ноге, – промолвила матушка. – Неудивительно, что она взбесилась. Попытайся убедить его не забивать корову. Она им еще пригодится.
Госпожа Господиеси бросила взгляд на завернутое в одеяло маленькое тельце, лежавшее чуть в сторонке. Госпожа Плющ мирно спала.
– Я сама ему сообщу, – продолжала матушка, стряхивая с подола солому. – Что же касается нее… Ну, она молода, здорова, в общем, ты справишься. Приглядывай за ней, а через пару дней либо я загляну, либо нянюшка Ягг. Кстати, в замке вот-вот понадобится кормилица, предложи ей. Так будет лучше для всех.
Ни один из жителей Ломтя не посмел бы возражать матушке Ветровоск, и тем не менее по лицу повитухи скользнула тень неодобрения. Матушка, конечно, это заметила.
– Ты по-прежнему считаешь, что я должна была посоветоваться с господином Плющом? – спросила она.
– Я бы именно так и поступила… – пробормотала повитуха.
– Он тебе не нравится? Ты считаешь его плохим человеком? – поинтересовалась матушка, поправляя шляпные булавки.
– Да что ты!
– Вот и мне он ничем не насолил, чтобы я делала ему еще больнее.
Агнесса вприпрыжку поспешала за нянюшкой Ягг. Доведенная до белого каления нянюшка могла двигаться с такой скоростью, словно где-то внутри ее начинали работать поршни.
– Но, нянюшка, к нам, в Овцепики, частенько заглядывают всякие жрецы! Самые разные!
– Омнианам тут не место! – отрезала нянюшка. – В прошлом году они тут появлялись! Парочка даже посмела
– Но дверь именно для этого и предна…
– А
– Ты сейчас слишком раздражена. Наверное…
– Они жгут людей заживо! – рявкнула нянюшка.
– Да, такое случалось, но я читала, что это все в прошлом, – возразила задыхающаяся Агнесса. – Это было очень давно! А те жрецы, что я видела в Анк-Морпорке, только раздавали листовки, молились в большом шатре и распевали довольно-таки заунывные песенки…
– Ха! Сколько леопарда ни крась, все равно в лес смотрит!
Они пробежали по длинному коридору и вылетели из-за ширмы в кишащий людьми Главный зал.
– Всяких важных шишек по самые колени, – вытянув шею, пробормотала нянюшка. – Ага, вот и наш Шончик…
Единственный солдат регулярной армии Ланкра стеснительно прятался за колонной. На голове у него красовался парадный парик на несколько размеров больше положенного.
В королевстве практически отсутствовала исполнительная ветвь власти, а поэтому большую часть должностей занимал младший сын нянюшки Ягг. Несмотря на отчаянные попытки достаточно прогрессивного, но слегка нервного короля Веренса навязать жителям Ланкра демократию, правительства в королевстве, как это ни прискорбно, так и не организовалось. Впрочем, некоторые функции – самые насущные – выполнял Шон. Он, к примеру, чистил уборные в замке, доставлял скудную почту, охранял крепостные стены, руководил королевским монетным двором, сводил бюджет с бюджетом, а в свободное время помогал садовнику.
Он же периодически брал границу под замок (по мнению короля Веренса, раскрашенные в желто-черную полоску столбики придавали стране весьма и весьма профессиональный вид) и штамповал паспорта, ну, или любой другой клочок бумаги, протянутый гостем, – например, старый конверт. Печать Шон старательно вырезал из половинки картофелины.
Да и вообще, к исполнению своих обязанностей Шон относился исключительно серьезно. Он дворцевал, когда дворецкий Прыжкинс по каким-то причинам не выходил на работу, или лакировал, когда требовались дополнительные лакеи.
– Добрый вечер, наш Шончик, – поздоровалась нянюшка Ягг. – Вижу, ты опять напялил на голову эту свою дохлую овцу.
– Ну, ма-ам… – протянул Шон, отчаянно пытаясь поправить парик.
– А где тот священнослужитель, что будет производить обряд Наречения? – спросила нянюшка.
– Кто, мам? А, мам, не знаю. Полчаса назад я закончил выкрикивать всякие имена и принялся разносить кусочки сыра на палочках[3]. Ой, мам, ты слишком много берешь!
Одним небрежным движением нянюшка Ягг загребла сразу четыре палочки, в момент проглотила нанизанные на них квадратики и окинула оценивающим взглядом толпу.
– Придется серьезно поговорить с юным Веренсом, – сказала она.
– Нянюшка, он же король, – напомнила Агнесса.
– Это еще не повод корчить из себя коронованную особу.
– А по-моему, именно что повод.
– Хватит дерзить. Лучше найди этого омнианина и не спускай с него глаз.
– И как я его найду? – раздраженно осведомилась Агнесса. – По столбу дыма?
– Они всегда одеваются в черное, – твердо заявила нянюшка. – Ха! Как это типично!
– Правда? Мы тоже.
– Разумеется! Но наш… наш… – нянюшка гордо стукнула себя по груди, вызвав в той области некоторое волнение, – наш черный цвет, он правильный, понятно? Ступай и постарайся не привлекать к себе внимания, – добавила она так, словно на голове Агнессы не было двухфутовой остроконечной шляпы.
Затем нянюшка снова окинула взглядом толпу и толкнула в бок сына.
– Слушай, Шончик, а матушке Эсме Ветровоск ты ведь доставил приглашение, а?
– Конечно доставил, мам, – ответил Шон, разом побледневший от ужаса.
– Подсунул под дверь?
– Нет, мам. В прошлом году она мне такую головомойку устроила, когда нашла открытку всю в слизняках. Поэтому я вставил приглашение в дверную петлю. Я проверил, мам, выпасть оно не могло.
– Молодец, – похвалила сына нянюшка.
Почтовые ящики в Ланкре как-то не прижились. Почта, в отличие от пронизывающего ветра, приходила сюда не часто, а всякая лишняя щель в двери – это лишний сквозняк. Поэтому письма оставляли на крыльце, придавив булыжником, вставляли в цветочные горшки или подсовывали под дверь.