— Ну, а все-таки?
— Да я даже не знаю, твое величество... Разве что штоф горелки?
Окружающие Юстына выговчане рассмеялись. Король движением руки остановил их:
— Горелки? Изволь... Что сказано, то сказано. Выпьешь за мое здоровье?
— Честно? — насупился пан Юржик.
— Честно. Что нам скрывать — все свои.
— Тогда — нет. Я выпью за упокой своих друзей. Пана Стадзика Клямки, урядника Грая, Хмыза из крыковских гусар, Даника, Самоси и Шилодзюба, Гапея-Тыковки...
— Довольно! — охрипшим голосом воскликнул Юстын.
— Ну, ежели на то будет королевский приказ, так не стану... — пожал плечами шляхтич.
Король закрыл глаза ладонью, вздохнул:
— Не будет приказа. Поминай. — Голос его звучал глухо, словно придушенно. — Пан Войцек. Кто там у тебя следующий?
— С-следующий? Пускай будет Л-лекса.
— Богатырь... — Юстын внимательно оглядел опирающегося на мочугу Лексу. — Из простолюдинов?
— Да... того-этого... твое величество. Шинок я держал... того-этого... около Кудельни.
— Это по Хоровскому тракту, — коротко бросил пан Малах Сивоконь.
— Спасибо, пан полковник. Чего хочешь, Лекса?
— Да ничего... того-этого...
— Они что, сговорились у тебя, пан Войцек? — В голосе пана Далоня проскочило плохо прикрытое раздражение.
— Откуда мне знать, т-т-т-твое величество?
— Дык... того-этого... не сговаривались мы. Мне и взаправду ничего не надобно... того-этого... Я всю жизнь... того-этого... путешествовать мечтал... Оттого и с ними попросился.
— Напутешествовался? — смягчился король. — Хочешь, шинок подарю? Могу в Выгове, могу в Уховецке. А хочешь, в Хорове?
— Нет, благодарствую... того-этого... Надоело. Я еще с панами поезжу. В Богорадовку вот... того-этого... хотел бы... Под лежачий камень, как говорится... того-этого... рот не разевай.
— Что? — Юстын вздрогнул, а паны наместник и хорунжий прыснули в усы.
— Л-лекса у нас ма-а-астер на пословицы, — пояснил Меченый.
— Да? Ну, ладно. Так чем же его наградить?
— А добавь, твое величество, еще... того-этого... штоф горелочки к тому, что пану Юржику жалуешь, — переступил с ноги на ногу великан. — Я... того-этого... выпью с дорогой душой.
— Хорошо, — кивнул Юстын. — Дальше!
— Д-дальше у нас медикус о-о-остался. Ендрек, студиозус Руттердахской а- а-академии.
— С ним разговор особый будет.
— Я т-тоже так думаю, — согласился пан Войцек и, как оказалось, здорово ошибся.
— О награде, — нахмурился король, — я полагаю, друзья мои, вы все понимаете, даже речи идти не может.
Повисла тягучая тишина, в которой все присутствующие хорошо расслышали громкий шепот Лексы:
— Это еще чего... того-этого?
— Студиозус, именуемый Ендреком, нарушил Контрамацию. А Контрамация — один из главных законов Прилужанского королевства.
— Как «нарушил»? — опешил Ендрек. — А! Ну, то есть, да, конечно, нарушил...
— Видите, друзья мои, он даже не отрицает. Лечение посредством волшебства есть незаконное использование волшебства. А следовательно...
— Э! Прошу прощения, ваше величество! — К палатке быстрым шагом приближался Каспер Штюц. Лейб-лекарь подпрыгивал на ходу, как диковинная птица — не то кулик, не то журавль. — Нельзя же так, ваше величество!
— Почему нельзя? — приподнял бровь король. — Неукоснительно соблюдение законности есть одно из главных обещаний, которое я давал народу Прилужанского королевства, всходя на престол.
— Но ведь он же вас вылечил! — возмутился пан Каспер. — Вас, не кого-то постороннего.
— А это не имеет значения! Ради чего ни нарушался бы закон, преступление остается преступлением. — Пан Юстын обвел глазами столпившихся к этому времени военных, нескольких монахов, включая отца игумена, израненных бойцов из отряда пана Цециля. — Разве равенство перед законом всех и каждого не есть первый признак честности державы?
У Ендрека защекотало в носу. Казалось, еще чуть-чуть, и расплачется от обиды, как мальчишка. До каких же пор будет судьба тыкать его носом в, мягко говоря, навоз? Честность, законность... Небось, когда с жизнью прощался, то готов был какую угодно помощь принять и от кого угодно, а теперь... И вдруг обида сменилась злостью. Ах ты так? Ну, не жалуйся потом! Будь что будет!
— Прошу прощения, твое величество, — преодолевая предательскую дрожь в голосе проговорил студиозус. — Я согласен, что каждые должен нести ответственность за свои поступки, а в особенности за нарушение Контрамации. Но в таком случае пан Юстын Далонь тоже должен быть взят под стражу...
— Ты что морозишь, мальчишка?! — возмутился гусарский полковник. Даже с места привстал, схватившись за рукоять сабли.
— П-правду он говорит. — Пан Войцек сунул большие пальцы за пояс, слегка сгорбился. — Тут с-с-сегодня много нарушителей Ко-о-онтрамации собралось.
— Что вы такое говорите, панове? — пробасил тщедушный отец Можислав.
— Если надо, я перед лицом Господа засвидетельствую нарушение закона нашим королем, — вмешался пан Юржик. — Ну, тогда еще не королем, ясен пень. И даже не претендентом на корону.
— И я присягну, дрын мне в коленку! — Хватан шагнул ближе, подпирая Ендрека плечом.
«Порубежники своих не бросают», — вспомнил студиозус.
Гусары заволновались. Послышались язвительные слова:
— Быдло малолужичанское!
— Клеветники!
— Гнать поганой метлой...
Пан Малах поднялся во весь немалый рост:
— Тихо, панове! Твое величество, пан Юстын, что я слышу?
Король молчал. Сцепил пальцы на коленях, опустил голову.
— Пан Юстын...
