Все пять приветливо гладили меня по щекам и говорили:
— Не грусти, что нас больше нет с тобой. Мы все равно где-то здесь, рядом. Совсем близко. Мы не оставили тебя одну и никогда не оставим!
Адольф Сундиус (ШВЕЦИЯ)
ИГРА В ЧЕТЫРЕ РУКИ
Катрин Даль и Исайя Вегезак музыканты. Недавно они закончили учебу в Стокгольме и Париже по классу сольного фортепиано и начали выступать с совместными концертами. Они весьма даровиты и молоды. Она замужем, он еще не женат и получает более громкие и долгие овации от женской части слушателей. По крайней мере так кажется.
Еще до того, как каждый из них понял, что собирается делать со своим талантом, один музыкальный агент предложил им турне по городам Европы. Они согласились. В качестве постоянного сопровождающего агент предложил им настройщика, который в день концерта приступал к делу первым, осматривая и настраивая инструмент, на котором им предстояло играть в четыре руки, и фотографа, который работал во время и после концерта, делая снимки для прессы и для архива. Фотографом была женщина, ее звали Мария, и она постоянно носила с собой удивительно легкий и маленький аппарат. Размером с мобильный телефон. Помимо него она время от времени пользовалась и огромной древней камерой, причем она щелкала ею, не поднося ее к глазам, от бедра, словно ковбой кольтом. По словам Марии, лучшими всегда оказывались снимки номер 72 и 104 и, разумеется, последний снимок сессии. Фотографии у нее действительно получались такими, что лучше не бывает, но на них не было музыки. Иногда, когда ему позволяли дела и обязанности, на концертах присутствовал и господин Даль, супруг госпожи Катрин.
Все началось в Берлине. Они играли в Союзе писателей, правление которого располагалось в отдельной вилле, на первом этаже, а на втором находилось несколько комнат, где могли останавливаться гости этого творческого объединения. Едва начался антракт, Вегезак разъяренно набросился на госпожу Даль:
— Ты с ума сошла? Что ты себе позволяешь?
Действительно, в композиции Равеля Катрин Даль пропустила несколько тактов, предоставив своему коллеге выпутываться как знает. Разумеется, кроме них двоих, этого никто не заметил.
— Значит, ты ничего не слышал?
— Конечно не слышал! Что я мог слышать, если в Allegro ты вдруг прекратила играть?! — кипятился он.
— Я не об этом, — продолжила женщина, — а о том, что в публике кто-то свистел.
— Свистел?
— Да нет, не в этом смысле, не освистывал. Свистел кто-то, кто великолепно знаком с Allegro. Он тихо, но совершенно точно высвистывал то, что мы играли. Я просто была вынуждена остановиться, чтобы услышать его. И услышала. Это действительно так и было. Обрати внимание в следующий раз. Может быть, и ты его услышишь!
— Это он?
— Не знаю.
В Вене их концерт был в XII округе, во дворце герцога Гетцендорфа. Вообще-то там находились Венская школа моды и одно из самых богатых книжних собраний в области одежды и обуви. Когда они исполняли Моцарта, Вегезак на несколько мгновений прервал игру. А так как играли они в четыре руки, он сумел сделать это так ловко, что, кроме них, этого никто и не заметил. Она «прикрыла» его молчание. Ему тоже показалось, что он что-то слышал.
— Ну что, убедился? — спросила его после концерта госпожа Даль.
— Как ни странно, убедился. Он снова в зале. Моцарта высвистывает великолепно… Я знаю, что нам делать. В Праге мы играем Шопена. Давай воспользуемся rubato.
— Идея неплохая. Rubato вполне соответствует шопеновской музыке. А незнакомец, если он появится и там, не будет знать, сколько у нас четвертей в такте, три или четыре. Ритм окажется совершенно измененным. Он растеряется. Может быть, это даже поможет нам вывести его на чистую воду…
— Или заставит его оставить нас в покое, — добавил Вегезак.
Но незнакомец не растерялся. В Праге он превосходно сопровождал свистом rubato Шопена. Они не раскрыли его и на этот раз.
— Это женщина? — спросила госпожа Даль после ужина.
— Не думаю.
— Значит, ты считаешь, что это был мужчина? Я — нет. Это был явно не мужчина. Звучало не по- мужски.
— Кто же тогда, черт побери? — Господин Вегезак хотел бы уже закончить эту историю. — Посмотрим, что будет в воскресенье в Милане. Там мы будем играть Брамса, приедет и твой муж. Пусть он тоже прислушается…
В воскресенье, в Милане, они играли Брамса и наблюдали за господином Далем, который сидел во втором ряду и не скупился на аплодисменты. Все трое, разумеется, внимательно прислушивались, но ничего не произошло. Похоже, незнакомец в Милан не приехал. Или почему-то решил молчать. Они предположили, что уж тем более он не придет на концерт в четверг, в здание французского посольства в Белграде, где заканчивалось их турне.
Но тут-то и произошли кое-какие удивительные события.
Возможно устав от иностранной публики, которая и хлопает, и выражает одобрение как-то странно, в неожиданных местах и на непонятных языках, господину Вегезаку здесь, в Милане, приснился сон.
Мне снится, что я долго иду сквозь ночь по какому-то ровному пространству, которого не вижу. Мало-помалу начинает светать, и, когда появляется солнце, я понимаю, что шагаю по поверхности моря, гладкой, как зеркало, и совершенно спокойной. Это Средиземное море. Слева и справа от меня на воде покоятся некие громоздкие конструкции, и я сразу понимаю, что это НЛО. Их по нескольку штук справа и слева от меня, они не движутся и не светятся. Похожи на наполовину сдувшиеся мячи, сделанные из разноцветных полос с большими промежутками между ними. Я слегка испуган и не знаю, что делать дальше: ведь вполне вероятно, что я встречусь и с их обитателями. Решаю идти в том же направлении, что и до сих пор. Впереди, прямо по траектории моего движения, на поверхности моря лежит конструкция из
