— Тогда бы я тебе этого не позволяла.
— А по-человечески не можешь сказать: «Саша, мне приятно!»?
— Не могу.
— Почему?
— Ты дурачок. Я стесняюсь, неужели не понятно?
Гордость распирала Сашкину грудь.
Теперь, во время сексуальных баек в школьном туалете, он все также помалкивал, но с удовлетворением отмечал про себя, что он уже не последний в списке на ликвидацию безграмотности. Это Петька придумал такое название своим лекциям. По части описания пережитых эмоций от тихих ласк Сашка вполне мог тягаться с Петькой, тем более что тот, похоже, этому уделял мало внимания. Основной лейтмотив его рассказов сводился к завершающей стадии любви, а вот здесь Сашка был полным профаном. Но он чувствовал, что они с Наташей медленно, но уверенно идут к цели. И это было немного страшновато. Он не сомневался, что Наташа еще девочка, что у нее никого не было. Собственно, она сама ему об этом откровенно сказала.
Как-то уже под Новый Год Наташа пришла к нему, а дома опять не было ни матери, ни братана. Они должны были вернуться поздно вечером.
Осознание того простого факта, что им никто не мешает, а главное, что в их распоряжении столько времени, осознание этого до предела обострило их чувственность. Традиционные внутренние Сашкины тормоза, на которых прежде держались их отношения, похоже, отказали.
Он долго возился с ее одеждой, ввиду зимы Наташа упаковалась так тепло и основательно, что никакая пурга ей не была бы страшна. Сашка никак не мог разобраться с ее поясом для чулок, его вроде бы можно было и не снимать, прежде они обходились без этого, но сегодня Сашке захотелось, чтобы пояс не мешал. Поэтому он попросил Наташу, и она, рассмеявшись, помогла ему.
Господи, оказывается, он снимался вниз, как и трусики.
А вот трусики с Наташи Сашка еще никогда не стаскивал. Под резинку руку запускал, и много раз. Почти каждое свидание девочка позволяла ему это делать. Причем Сашка удивлялся, что, когда они сидели на стадионе, то получалось совсем иначе по сравнению с тем, когда они делали это стоя.
Например, в темном подъезде ее дома. Он прижимал Наташу к стене и трогал ее рукой там, прямо по голому телу, под пальцами были кучерявые волосики, Сашка пытался двигать ладонь ниже, девочка охала, сжимала коленки, но вот тут он и применял тот метод, который так неудачно использовал когда-то у вешалки. Он продвигал свою ногу между ее ног, и теперь его ладонь была дерзка и свободна. До сих пор это была самая смелая ласка, которую они освоили. Безотрывно целуя ее, он проводил пальцем вдоль влажной щелки и пару раз едва не взвыл от восторга, когда влажные губки вдруг раздвигались, пропуская его палец внутрь, неглубоко, но все же внутрь. Наташа при этом громко стонала и почти бессильно провисала на его руках.
— Что с тобой, что? — спрашивал Сашка испуганно и убирал руку.
— Не знаю, — отвечала Наташа, немного помолчав.
Они оба жарко и глубоко дышали. Сашка удивлялся — почему-то дрожали колени.
И вот теперь они были одни, они были у него дома. Наташа сидела на диване, а Сашка стоял рядом, на полу, на коленях и нежно гладил ее голые ноги.
Нет, ее ноги не были полностью голыми, она была в чулках, но они уже были отстегнуты, а пояс для чулок лежал рядом на стуле, как первый трофей.
Сашка сминал кверху ее короткую юбку, ласкал ладонями ее бедра и двигал к ее животу свою голову. Наташа гладила его короткие волосы и что-то тихо шептала. Сашка словно не слышал ее. Одна лишь мысль стучала ему в голову, и он не удержался и высказал ее.
— Наташа, можно я с тебя сниму?
— Что? — спросила она.
— Твои трусики.
— Ты с ума сошел. Нет, конечно.
— Почему?
— Ни почему.
— Но ты ведь разрешаешь себя там трогать, почему нельзя снять?
— Ты бессовестный, это совсем не нужно, — Сашка увидел, как она волнуется.
— Это мне нужно.
— Зачем тебе это?
— Хочу посмотреть, — соврал он. Неправда, он хотел и смотреть, и трогать.
— Сходи в кино и посмотри.
— Что мне кино, мне ты нужна.
— Нельзя.
— Почему? Хочешь, ты на меня тоже посмотришь? — он ужаснулся от этой мысли.
— Сашка, ты совсем чокнулся что ли? — он увидел, что Наташа покраснела.
— А что? Ты ведь моя жена, — «господи, что я несу?» — подумал он про себя.
— Еще женилка не выросла, — улыбнулась Наташа.
— Выросла! И ты это знаешь. Могу доказать, — глухо сказал Сашка.
— Не надо. Верю.
— Наташа!
— Что?
— Я хочу снять с тебя трусики, — он смотрел ей прямо в глаза.
— Ты дурачок! Ну зачем тебе это?
— Наташа! Пожалуйста! — он задвигал рукой под ее юбкой.
— Саша, не надо! Ну зачем? — прошептала она жалобно.
— Потому что я тебя люблю. Ты ведь тоже меня любишь, позволь мне это.
До сих пор эти слова были как пароль, как пропуск. Наташа никогда не говорила «да», но Сашка знал, что после таких слов, как правило, было можно совершить попытку и преодолеть очередной рубеж.
Вот и теперь он нежно продвинул вверх по ее бедрам ладони обеих рук, но Наташа зашептала: «нет, нет», но как-то неубедительно, а потому Сашка ее совсем не слушал.
— Встань, — сказал он, поняв, что, когда она так крепко сидит, сделать задуманное совершенно невозможно.
— Нет, — прошептала она, сильнее вжавшись в диван.
— Пожалуйста, миленькая, пожалуйста, приподнимись.
Он не узнал своего голоса. Таким он, его голос, был хриплым и страстным.
И Наташа приподнялась, и Сашка, захватив пальцами обеих рук, потянул вниз ее голубые штанишки, у него получилось, он сдвигал их по ее бедрам, к ее коленям, ниже к икрам, через маленькие ступни ее ног. И положил второй трофей на стул у дивана.
Он взглянул на Наташу и обмер. Она сидела, повернув голову набок, и он видел, что она крепко зажмурила глаза. И еще. Он видел, что она закусила зубами нижнюю губу. Словно ей было больно.
— Наташа, что с тобой, что? — испуганно спросил Сашка.
Она не реагировала.
— Наташа, ты что? Тебе плохо?
— Я боюсь. — прошептала она, повернулась к нему, и их взгляды встретились.
— Чего ты боишься? — Сашка выдержал ее взгляд.
— Этого боюсь, — ее лицо стало пунцовым.
Сашка замер. Скорее машинально он продолжал гладить ее ноги выше колен, сильное желание овладеть девочкой распирало его юную душу, но он еще и любил ее, он жалел ее и теперь совсем не знал, что делать, что сказать.
Но неожиданно слова стали рождаться словно сами собой.
— Наташ, а у тебя еще никого не было?
— А то ты не знаешь, — прошептала она тихо и как-то обиженно.
