Старик поведал сыщику об угнетенном состоянии Лоры, о том, что она часто говорила о каких-то мертвецах.
— Давно ли мисс Лора впала в такое состояние?
— Это началось месяца два назад, когда я был в отъезде. Она вышла из дома, сказав лакею, что идет прогуляться. Вернулась поздно вечером, и лакей, открыв дверь, ужаснулся, увидев ее: Лора была очень бледна и сразу же прошла в свою комнату. С того дня она совершенно изменилась.
— Вам не удалось узнать, куда именно она уходила в тот вечер?
— Нет! Я ее спрашивал сотни раз, но так и не добился ответа.
— Она стала избегать общества?
— Да, наотрез отказалась бывать где бы то ни было.
— А с кем она встречалась?
— Собственно говоря, ни с кем. Даже лучшая ее подруга, миссис Мэри Стирман…
— Где она живет? — перебил сыщик.
— В квартале Бронкс на авеню Берген, в доме № 22.
— Не справлялись ли вы у этой дамы? Быть может, ваша дочь была у нее?
— Нет, я опросил уже всех знакомых.
— Какой врач наблюдал вашу дочь?
— Доктора Стивенсон и Прут.
— Не говорили ли они, что ваша дочь страдает душевным расстройством?
— Они ни разу не говорили об этом определенно, ссылаясь на то, что перемена в состоянии моей дочери может объясняться естественной реакцией на какое-то страшное происшествие.
— А каково ваше мнение, мистер Пинкертон? — спросил инспектор Мак-Коннел. — Считаете ли вы возможным, что в данном случае мы имеем дело с душевным расстройством?
— Отнюдь нет! Напротив, я пришел к убеждению, что здесь замешаны преступники, и только потому взялся за расследование. Если бы я был склонен предполагать душевное расстройство, то предоставил бы дело врачам.
Старик Браун схватился за сердце и простонал:
— Боже праведный! Моя дочь в руках преступников! Ведь это ужасно! Умоляю, приложите все усилия, мистер Пинкертон. Надо привлечь негодяев к ответственности, во что бы то ни стало.
— Само собой разумеется, сделаю все, что могу, — заверил сыщик.
— Но какая может быть цель у преступников? Для чего им нужна моя дочь?
— Это мы увидим, — ответил Нат Пинкертон с улыбкой. — Скажите, мистер Браун, вы не обнаружили никакой пропажи в вашем доме?
— О чем вы говорите?
— Я хочу сказать, все ли ваши деньги и ценные вещи на месте?
— Я не проверял их.
— Мистер Эринг рассказал, что ваша дочь поведала ему, что она встала на бесчестный путь. Вот это- то и наводит меня на определенную мысль. Она добавила, что к этому ее принудили мертвецы.
— И вы допускаете, что Лора…
— Можете убедиться воочию. Много ли у вас в доме драгоценностей?
— Только те, что принадлежали моей покойной жене. Они находятся в большом черном кожаном футляре, который хранится в сейфе в моем кабинете.
— Не угодно ли вам будет пройти туда?
Старик Браун, слегка пошатываясь, шел впереди других. Им овладело ужасное предчувствие, которое все больше усиливалось по мере того, как они приближались к кабинету.
Он вынул из сейфа большой черный футляр.
— Футляр этот я не открывал уже несколько лет, — проговорил Браун. — В нем есть и список всех драгоценностей.
Открыв замок и откинув крышку футляра, он в тот же момент вскрикнул и без чувств упал в кресло.
Футляр был пуст, в нем не осталось ни единой драгоценной вещи.
Когда старик пришел в себя, он, вспомнив, что случилось, весь затрясся, едва сдерживая рыдания.
Он потянулся к верхнему отделению сейфа, чтобы вынуть оттуда маленькую шкатулку.
— В этой шкатулке хранятся двадцать тысяч долларов наличными, — прошептал он, — шкатулка находится здесь давно, чисто случайно я еще не внес эти деньги в банк. Только теперь я о них вспомнил.
Он попытался открыть шкатулку, но не смог этого сделать, так сильно тряслись его руки. Он передал ключ Нату Пинкертону, а сам опустился в кресло.
— Откройте шкатулку! — прошептал он.
Шкатулка оказалась пустой.
Браун опять глухо застонал, Нат Пинкертон подошел к нему и положил на плечо руку:
— Успокойтесь, мистер Браун! Вы же сами не верите, что ваша дочь виновна в краже! Она взяла драгоценности и деньги, но не для себя! Ведь вы сами видели, как ужасно она страдала. Какие-то негодяи воспользовались впечатлительностью молодой девушки: загримировавшись и нарядившись под мертвецов, они заставили ее взять все, что было в сейфе, и передать им. Таким образом, поведение вашей дочери вполне понятно. Теперь нам остается только разыскать преступников и освободить вашу дочь.
Старик немного успокоился. Он поднялся и произнес:
— Вы правы, мистер Пинкертон! Моя дочь ни в чем неповинна, хотя и взяла драгоценности и деньги. Как бы то ни было, она не может нести юридической ответственности.
— Да и нравственной, — добавил Нат Пинкертон. — А теперь, будьте добры, разрешите мне осмотреть комнату вашей дочери. Быть может, в ее письменном столе нам удастся найти какие-нибудь улики, указывающие на преступников.
Старик Браун проводил Ната Пинкертона, инспектора Мак-Коннела и Эриха; войдя в уютную, изящно обставленную девичью комнату, Нат Пинкертон спросил:
— У вашей дочери были какие-нибудь ценные вещи?
— Да. Они должны лежать вон в том маленьком шкафчике, но теперь их, скорее всего, тоже нет.
Нат Пинкертон открыл шкафчик и увидел, что и тут ничего не осталось.
Сыщик взял с письменного стола лист бумаги и карандаш.
— Будьте добры сказать, какие именно драгоценности принадлежали вашей дочери?
— Больше всего Лора дорожила одним медальоном: золотым, осыпанным бриллиантами, с маленьким сердечком на золотой цепочке, — ответил старик. — Он ей достался от покойной матери, и потому она так любила его. К тому же эта вещь сама по себе довольно ценная. Лора надевала медальон очень редко. В середине медальона был большой бриллиант, излучавший божественный свет.
Нат Пинкертон все записал. Но еще раньше он положил себе в карман список находившихся в футляре вещей.
Затем начал обыск письменного стола. Открыв ящик, он увидел неоконченное письмо следующего содержания:
«Дорогая Мэри!
Я больше не в силах выносить этот ужас! Мертвые зовут меня, и я должна идти. Я не смогла избавиться от них ценою тех жертв, которые уже принесла».
Нат Пинкертон протянул его Брауну.
— Это почерк Лоры, — сказал старик.
— Причем письмо, несомненно, адресовано ее подруге Мэри Стирман?
— По всей вероятности.
— Из этого отрывка можно заключить, что мисс Лора состояла в большой дружбе с миссис Стирман. По-видимому, она доверяла ей больше, чем даже вам, мистер Браун.
