– Я хочу увидеть своего сына.
– К сожалению, это невозможно, – ответил Патрик. – Он арестован.
– У него есть адвокат?
– Вашему сыну семнадцать лет. Юридически он является совершеннолетним. А это значит, что Питер должен сам воспользоваться своим правом на защиту адвоката.
– Но он может об этом не знать… – сказала она упавшим голосом. – Он может не знать, что ему нужно делать.
Патрик понимал это. В каком-то смысле эта женщина тоже стала жертвой действий своего сына. Он разговаривал с большим количеством родителей несовершеннолетних и знал, что в последнюю очередь они соглашаются сжечь все мосты.
– Мы делаем все возможное, чтобы выяснить, что произошло сегодня. Честно говоря, я очень надеюсь, что вы согласитесь позже поговорить со мной, чтобы помочь мне понять, о чем Питер думал. – Поколебавшись, он добавил: – Мне очень жаль.
Он вошел в закрытую часть отделения полиции, воспользовавшись своим ключом, и взбежал вверх по лестнице, где рядом с комнатой охраны находился изолятор. Питер Хьютон сидел на полу спиной к решетке и медленно раскачивался из стороны в сторону.
– Питер, – позвал Патрик. – С тобой все в порядке?
Мальчик медленно повернул голову и уставился на Патрика.
– Ты меня помнишь?
Питер кивнул.
Может, ты хочешь кофе или еще что-нибудь?
Колебание, потом Питер опять кивнул.
Патрик приказал сержанту открыть камеру Питера и провел его на кухню. Он распорядился включить камеру слежения, чтобы, если подвернется такая возможность, получить пленку с устным согласием Питера воспользоваться своими правами, а потом разговорить его. Он пригласил Питера присесть за поцарапанный стол и налил две чашки кофе. Он не спросил его, какой кофе тот любит, просто добавил сахар с молоком и поставил чашку перед мальчиком.
Петрик тоже присел. До этого у него не было возможности хорошо рассмотреть мальчика – адреналин затуманил зрение, – и сейчас он разглядывал его. Питер Хьютон был худощавым, бледным, в очках с проволочной оправой и с веснушками. Один из передних зубов кривой, а кадык – размером с кулак. Костяшки на руках узловатые и обветренные. Он тихо плакал и, возможно, вызывал бы жалость, если бы не футболка, забрызганная кровью других учеников.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил Питер. – Есть хочешь?
Мальчик покачал головой.
– Еще чего-нибудь хочешь?
Питер опустил голову на стол.
– Я хочу к маме, – прошептал он.
Патрик посмотрел на пробор в его волосах. Думал ли он, причесываясь этим утром: «Сегодня настал день, когда я убью десять человек»?
– Я хотел бы поговорить о том, что произошло сегодня. Ты не против?
Питер не ответил.
– Если ты мне объяснишь, – настаивал Патрик, – то, возможно, я смогу объяснить это всем остальным.
Питер поднял лицо, по которому уже ручьем текли слезы. Патрик понял, что продолжать разговор бесполезно. Он вздохнул и отодвинулся от стола.
– Ладно, – сказал он. – Пошли.
Патрик отвел Питера обратно в камеру и смотрел, как тот свернулся на полу, ложась на бок лицом к стене. Он опустился на колени рядом с мальчиком, решив попробовать в последний раз.
– Помоги мне помочь тебе, – сказал он, но Питер только покачал головой и продолжал плакать.
И только когда Патрик вышел из камеры и повернул ключ, Питер заговорил снова:
– Они все начали, – прошептал он.
Доктор Гюнтер Франкенштейн работал судебно-медицинским экспертом уже шесть лет. Ровно столько же времени он был обладателем титула «Мистер Вселенная» в начале семидесятых, прежде чем сменить гантели на скальпель. Или, как он сам любил говорить, вместо того чтобы создавать красивые тела, начал их вскрывать. Его мускулы еще сохранили рельефность и были достаточно заметны под пиджаком, чтобы пресечь какие-либо попытки шутить по поводу его фамилии. Гюнтер нравился Патрику – разве можно не восхищаться человеком, который может поднять вес в три раза больше своего собственного и в то же время на глаз определить приблизительный вес печени?
Время о времени Гюнтер и Патрик выбирались куда-нибудь попить пива, употребляя достаточно алкоголя, чтобы бывший бодибилдер начал рассказывать истории о женщинах, которые жаждали намазать его маслом перед соревнованиями, или хороший анекдот об Арнольде, до того как он стал политиком. Но сегодня Патрику и Гюнтеру было не до шуток, они не разговаривали о прошлом. Ошеломленные настоящим, они молча шли по коридорам, составляя список погибших.
Патрик встретился с Понтером в школе после неудавшегося разговора с Питером Хьютоном. Прокурор только пожала плечами, когда Патрик сообщил ей, что Питер не хочет или не может разговаривать.
– У нас сотни свидетелей, видевших, как он убил десять человек, – сказала Диана. – Арестуйте его.
Гюнтер присел на корточки рядом с телом шестой жертвы. Ее застрелили в женском туалете, и тело лежало лицом вниз возле умывальников. Патрик повернулся к директору школы, Артуру МакАлистеру, который согласился работать с ними по опознанию.
– Кетлин Харви, – сказал директор глухим голосом, – Девочка с особыми потребностями… милый ребенок.
Понтер и Патрик переглянулись. Директор школы не просто опознавал тела. Каждый раз он произносил короткую скорбную речь. Патрик подозревал, что ему просто трудно удержаться – в отличие от Патрика и Гюнтера этот человек не сталкивался на своей работе с трагедиями каждый день.
Патрик попытался воссоздать передвижение Питера: из вестибюля в столовую (жертвы номер один и два – Кортни Игнатио и Меди Шо), оттуда на лестницу (жертва номер три – Уит Обермайер), в мужской туалет (жертва номер четыре – Тофер Мак-Фи), через следующий коридор (жертва номер пять – Грейс Мурто) в женский туалет (жертва номер шесть – Кетлин Харви). А теперь они поднялись вверх по лестнице, и он повернул налево, открыв дверь в первый учебный кабинет, следуя по размазанным кровавым следам, ведущим к доске, где лежало тело единственного погибшего взрослого… а рядом с ним был парень, который прижимал руками стреляную рану на животе учителя.
– Бен? – позвал МакАллистер. – Почему ты все еще здесь? Патрик повернулся к парню.
– Ты не врач «скорой помощи»?
– Я… нет…
– Ты сказал мне, что работаешь в бригаде «скорой помощи»!
– Я сказал, что проходил специальную подготовку!
– Бен возглавляет отряд скаутов, – объяснил директор.
– Я не мог оставить мистера МакКейба. Я… пережал артерию, и это помогло, видите? Кровотечение прекратилось.
Гюнтер мягко убран окровавленную руку парня от живота учителя.
– Это потому, что он умер, сынок.
Лицо Бена сморщилось.
– Но я… я…
– Ты сделал все, что мог, – заверил его Гюнтер.
Патрик повернулся к директору.
– Может, вы проведете Бена на улицу?… Пусть кто-то из врачей его осмотрит.
«Шок», – одними губами произнес он поверх головы парня.
Когда они вышли в коридор, Бен схватился за рукав директора, оставляя ярко-красные следы на ткани.
