Балабин догадался, что это и есть «насяльник».
Пока рабочие распрягали лошадей и разбивали на берегу реки палатку, геолог с работником ОГПУ беседовали со стариком.
– Извините, – спросил юноша, – почему вы оказались в такой глуши? Что заставило вас похоронить себя на Колыме?
– Это... рок, – скупо отвечал отшельник.
Старое ружье системы «бюксфлинт» и самодельный невод наглядно показывали, что «насяльник» живет с охоты и рыбной ловли. Но Балабин заметил в углу и лоток для промывки золота, на который «опер» не обратил внимания... Сейчас он уже стал наседать на отшельника с серьезными намеками:
– А вы случайно не из этих ли?
– Из каких – из этих?
– Ясно – из белогвардейских офицеров. Что ж, местечко выбрали неплохое. Каши не хватит, чтобы найти вас здесь.
Балабин разъяснил «насяльнику», что в России была революция, была гражданская война белых и красных, а теперь во всей стране установлена твердая Советская власть.
Это не произвело на старика никакого впечатления.
– Мне уже все равно, – сказал он. – Какая бы ни была власть. Россия всегда останется Россией, а русские люди останутся русскими...
Оперативник достал блокнот и карандаш.
– Как ваша фамилия? – сурово спросил он.
Это рассмешило старика:
– Я ведь могу назваться любым именем, и вам, сударь, остается лишь одно – поверить мне...
Он говорил замедленно, словно подыскивая нужные слова, но построение речи выдавало в нем грамотного человека.
– Так все-таки какая у вас фамилия?
– Ну, допустим...
– Для прописки.
– Да, я помню, что для прописки нужен был адрес, а какой же адрес на Колыме? Впрочем, я не возражаю. – Ипостасьев показал на крохотное окошко, затянутое грязной ситцевой тряпкой. – Вот течет Тенке, а ниже впадает в нее ручей, у которого нет названия... Устроит ли вас мой адрес?
Оперативник выговорил ему с назиданием:
– Каждый гражданин должен иметь паспорт.
Ипостасьев отмахнулся от него:
– Собаки всегда узнают меня и без паспорта...
На вопрос, не проходили ли мимо его зимовья четверо беглых преступников с оружием, он сказал:
– Вы ошибаетесь – их было трое.
– Нет! Бежали четверо.
– А я говорю, что видел троих.
– Куда же делся четвертый?
– Четвертого слопали, – пояснил Ипостасьев вполне серьезно. – Не знаю, как сейчас, а раньше так и делалось. Бессрочники брали в побег дурака, которому и сидеть-то осталось полгода. Дурак бежал, не ведая того, что он служит живыми консервами, а из его задницы наделают ромштексов...
– Вы это бросьте! – сказал «опер». – Я вас без шуток спрашиваю, куда прошли эти бандиты с винтовками?
– А вам что надо – они сами или их винтовки?
– Лучше бы и то и другое...
«Опер» раскурил папиросу. Ипостасьев заинтересованно осмотрел спичечный коробок, на этикетке которого был изображен аэроплан, а внизу призыв вступать в общество «Осоавиахим».
– Осоавиахим – это на каком языке?
– На русском, – ответил оперативник и показал ему свое удостоверение. – Я из ОГПУ, – сухо сказал он.
– Огэпэу... Простите, вас не понял. Что это такое?
– Короче, куда прошли эти гады с оружием?
Ипостасьев встал с легкостью, какой трудно было ожидать от старика, и, нагнувшись, вытащил из-под топчана четыре винтовки, затворы которых были обмотаны промасленными тряпками.
– Пожалуйста, – сказал он, сваливая оружие на стол.
Оперативник, малость опешив, пожал ему руку:
– Спасибо! Но где же сами бандиты?
Ипостасьев растворил двери, в которые потекла сиреневая мгла, пропитанная беспощадным комариным зудением.
На опушке леса чернел холм свежей земли.
– Разройте – они там, – сказал он.
Работник ОГПУ не поверил ему:
– Вы что? Убили всех троих?
– Да, мне очень надоели эти трое. Сразу же, едва появясь из леса, они съели мою собаку. Но они даже не зарезали пса, а разорвали его за лапы. В моих ушах до сих пор стоит крик несчастного животного. Эти трое мерзавцев были покрыты вшами, а я брезглив. Они угрожали мне своими винтовками...
– Спрашивали дорогу к Якутску?
– Да! И требовали от меня золота. Тут я не выдержал...
Он закрыл дверь и снова сел, внешне невозмутимый.
– Как же вы, старый человек, – спросил его Балабин, – и справились с тремя здоровыми преступными бугаями?
Ипостасьев сказал, что когда-то не страшился в одиночку принять бой с целым взводом противника, но и сейчас у него еще хватит сил и умения, чтобы расправиться с тремя.
Оперативник снова разложил свой блокнот:
– Так я составлю протокол об убийстве. Не возражаете?
– А мне, сударь, ровным счетом плевать на тот протокол, который вы составите. Я не чувствую себя виноватым.
Балабин, помня о деле, спросил:
– Есть тут поблизости золото?
– Оно даже ближе, нежели вы полагаете...
Ипостасьев снова пошарил под топчаном, с кисетом в руках вернулся к столу. Развязав тесемку, он опрокинул кисет – на доски протекло маслянистое золото.
– Где намыли? – вмешался «опер».
– Вы не должны спрашивать меня об этом. Ведь я хорошо разбираюсь в людях, и я вижу, что именно вам золото не нужно. Золото ищет вот этот молодой и красивый человек!
С этими словами он всю горку передвинул к Балабину.
– Еще хочется? – спросил он, словно ребенка-лакомку.
– А разве у вас есть?
– Где-то валялось... уже забыл.
Покопавшись в хламе, что лежал под столом, Ипостасьев достал тряпицу, внутри которой лежали самородки.
– Решил как-то умыться в ручье. Нагнулся, воды зачерпнул в ладони, а под водою, вижу, что-то блестит... Мне золото уже ни к чему! Но оставлять его в ручье тоже показалось излишним барством. Вот и собрал... можете взять себе.
Балабин тихонько наступил на ногу оперативнику, чтобы тот не вмешивался в разговор. Он спросил Ипостасьева:
– Не будете ли вы столь любезны показать мне то место, где вам удалось обнаружить россыпь и
