Де Берни прервал его:
- Подозрительность делает тебя глупым, Том. Это всегда было твоим недостатком. Каким бы дураком я был, если бы не был честен, находясь в твоих руках.
Все еще в раздумье Лич потер свой тонкий нос.
- Возможно, возможно. Но, ей богу, Чарли, если ты собираешься водить меня за нос, то пожалеешь, что родился на свет. Помнишь Джека Клеверинга? Он был таким же петушком, как ты, Чарли, и вздумал оставить в дураках Тома Лича. Может быть, ты слышал, как я выщипывал у него перья, пока бедняга сам не запросил смерти. Ты умен, Чарли, Морган всегда считал тебя умным. И хитер ты, как сам дьявол. Но я тоже хитер. Помни об этом.
- Ты напрасно говоришь все это, - презрительно сказал де Берни.
- Возможно. Но у меня есть возможность заставить говорить других.
Тем не менее, как выяснилось, он уже принял решение. Внезапно он обернулся к своим головорезам, стоявшим в ожидании, словно свора гончих.
- Убирайтесь все прочь! Ты, Воган, останешься. И прикажи Майку осмотреть груз и доложить мне, когда я выйду.
Пираты с шумом вышли. Лич проследил за их уходом, затем подошел к столу, выдвинул стул и уселся, положив перед собой шпагу.
- Ну вот, Чарли. Теперь послушаем еще раз о твоем золотом флоте, - однако, он смотрел при этом не на де Берни, а на мисс Присциллу, стоявшую с майором у кормового рундука, и этот его взгляд не предвещал ничего хорошего.
Сзади него стоял вооруженный мачете Воган, негодяй, руководивший захватом судна. Это был высокий и сильный пират с плоским лицом, черной бородой, сальными черными волосами, выбивавшимися из-под красного платка, и ярко-голубыми глазами под широкими черными бровями. На нем была расстегнутая красная рубаха и свободные штаны из невыделанной кожи, на поясе которых висела пара пистолетов.
Де Берни с видом хозяина открыл дверь в одну из кают правого борта.
- Пройдите, Присцилла, - сказал он спокойно. - И вы тоже, Барт.
Она тотчас же с облегчением повиновалась ему.
- В чем дело? - с раздраженным видом проворчал Лич. - Кто говорит, что им нельзя остаться здесь?
- С вашего позволения, капитан, - ответил де Берни с холодным достоинством, исключавшим любые споры. Он придержал дверь для мнимых жены и шурина и закрыл ее за ними.
- Э, ей богу! - сказал Лич с неприятным смешком. - Похоже, ты задираешь нос. Ведешь себя здесь, как хозяин. Отдаешь приказы, а?
- Только, когда это касается моей жены, - спокойно ответил он. Он придвинул к столу стул и, собираясь сесть, обратился к ожидавшему слуге: - Принеси рому, Пьер.
Недоброжелательные глазки пирата с подозрением проследили за мулатом, направившимся к резному буфету у переборки.
- А это тоже член твоей семьи? - в его насмешливом тоне как будто сквозила угроза.
Де Берни сделал вид, что не заметил ее.
- Это мой слуга.
Он уселся за стол напротив пирата с самым доброжелательным видом, видом человека, решившего поболтать с друзьями.
- Нам выпало счастье, Том. Иначе бы мы не сидели бы сейчас здесь, в каюте «Кентавра». Если бы им сегодня управлял человек с боевым опытом, например я, ты бы никогда не взял его на абордаж.
- Не взял бы? Посмотри на этого умника, Воган, Ты, должно быть, считаешь, что лучше меня можешь командовать кораблем в бою, да? Ты сверхскромен, Чарли.
Де Берни покачал головой.
- Я бы вообще не стал сражаться, мой друг, я показал бы тебе корму. Стоило только повернуть на ветер, и ты, с обросшим дном, отстал бы на таком галсе. Ты слишком долго пробыл в море, Том.
Маленькие злые глазки капитана Лича широко раскрылись в неподдельном восхищении.
- Ей-богу, у тебя хорошее зрение, если ты заметил, что у меня обросло дно.
Пьер поставил перед ними поднос с графином рома, коробку с табаком, трубки, трутницу и три кружки, затем отошел к буфету и остался там в ожидании приказаний.
Они по очереди налили каждый себе, и Воган, сев за стол с краю, набил себе трубку прекрасным табаком. Де Берни сделал то же самое. Но Том Лич пренебрежительным жестом отодвинул предложенную коробку.
- Так что там с золотым флотом? Давай рассказывай.
- Клянусь честью, тут нечего особенно и говорить. Три испанских корабля должны через месяц отправиться в Кадис. Тридцатипушечный галеон с сокровищами и два двадцатипушечных фрегата для эскорта. Такого богатства никогда еще не загружали в трюм. Золото и серебро стоимостью свыше пятисот тысяч песо, много жемчуга, не считая всяких безделушек.
Воган, занятый разжиганием трубки, замер, оказавшись захваченным врасплох. При упоминании о таком сказочном богатстве и у него, и у Лича отвисли челюсти, а на лицах отразилась почти благоговейная печаль. Если это было правдой, то на их долю, как капитана и помощника, приходилось достаточно, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. В конце этой, вызванной потрясением, паузы Лич проклятиями дал выход своей недоверчивости, а затем решительно добавил:
- Не могу поверить. Чтоб мне гореть в аду, не могу.
- И я тоже, честное слово, - сказал Воган.
Де Берни презрительно улыбнулся.
- Я же говорил, что такое может только во сне присниться. И, несмотря на все, это правда. Может быть, теперь вы поймете, почему я направлялся на Гваделупу, чтобы достать корабль, а затем на нем искать вас, чтобы вы могли принять участие в этом деле. Теперь вы поймете также, что я считаю нашу встречу здесь даром провидения, поскольку второй корабль, необходимый для этого предприятия, у нас под ногами.
Это был сомнительный довод, в котором два одинаково невероятных утверждения привлекались в поддержку друг друга. Но для пиратов, ослепленных величиной добычи и пробужденной в них алчностью, одно невероятное утверждение служило для уменьшения невероятности другого.
Том Лич придвинулся ближе к столу и оперся на него голыми локтями.
- Расскажи-ка об этом побольше. Как тебе удалось узнать?
- Благодаря удаче, которую боги посылают тем, кого любят. И наша встреча - это вторая удача.
И он рассказал историю: гладкую, хорошо связанную и убедительную.
Месяц назад он с Морганом крейсировал у Каймановых островов. Морган в то время охотился за Томом Личем, и де Берни командовал одним из двух фрегатов, сопровождавших флагманский корабль сэра Генри. Однажды, на рассвете после штормовой ночи, в пяти или шести милях южнее Большого Каймана они натолкнулись на шлюп, настолько пострадавший от шторма, что его шпангоуты разошлись, и он быстро заполнялся водой. Времени у них хватило только, чтобы снять команду. Это были испанцы. Один из них был влиятельным лицом. Это был испанский офицер по имени Охеда, желавший во что бы то ни стало достичь Эспаньолы, куда и направлялся шлюп, когда шторм захватил его и сбил с курса. Желание испанца казалось еще более безнадежным вследствие серьезной раны, полученной накануне ночью. Упавшая нокрея пригвоздила его к палубе. Испанец клялся, что у него сломана спина. Во всяком случае, он сильно страдал физически и не менее сильно душевно из-за страха, что не доживет до прихода в Санто-Доминго и не сможет передать испанскому адмиралу сообщение чрезвычайной важности.
- Было естественным предположить, как предположил я, - сказал де Берни, - что сообщение должно быть действительно важным, если оно так заботило этого человека в его безнадежном состоянии. И вы поймете, как было возбуждено мое любопытство. Я предложил ему передать сообщение вместо него, если он доверит это мне, или отвезти письмо, если он таковое напишет. Он отверг мое предложение, что еще больше усилило мое любопытство. Но предложение написать письмо засело у него в мозгу. Позднее, убежденный, что конец его близок, он снова послал за мной и просил принести все необходимое для
