спасете его для меня?
— Но мистер Вольфингтон… — начал Бек.
— Я его никогда не любила! — воскликнула девушка.
— Не любили?! — быстро переспросил Бек со странным волнением в голосе. — Разве Вольфингтон был в вас влюблен?
— Ах, мне не следовало бы рассказывать об этом, но он простил мне и обещал помочь. О, не покидайте меня в этом страшном горе!
Очаровательная страдалица бросилась на колени к его ногам, рыдая, точно сердце ее разрывалось на части. Но он поднял ее очень осторожно и с почтением, как это сделал бы старший брат, усадил в кресло.
— Это совершенно излишне, мисс Мелвилл, — сказал он медленно. — Я сделаю все, что вы просите. Вся помощь, которую я только в силах оказать, к услугам вашим и его. Я чувствую, что он не виновен. Я это чувствую так же ясно, как и вы сами. Ваша любовь к нему — единственная гарантия, в которой я нуждаюсь. Вы не могли бы полюбить человека, способного на такое низкое преступление. Этой уверенности мне вполне достаточно. Меня поразило одно обстоятельство, но пока мои предположения слишком смутны, чтобы о них стоило говорить. Не надейтесь слишком. Улики против вашего жениха очень серьезны. Но будьте все же уверены в одном — все силы и способности своего разума я напрягу до последней крайности, для того чтобы его спасти. В этом даю вам слово!
Бедное дитя даже не могло найти слов, чтобы поблагодарить этого достойного человека. Но благодарность, сиявшая в ее кротких глазах, робкое пожатие маленькой горячей руки, когда хозяин дома помогал ей сесть в экипаж, были достаточной наградой, и он почувствовал даже нечто вроде зависти к несчастному, который сидел теперь в тюрьме по ужасному обвинению в убийстве, висящему над его головой как дамоклов меч.
Расследование производилось на следующий день. Бек для проформы дал свои инструкции очень ловкому молодому адвокату, но все тяготы и ответственность за дело взял на себя. Рано утром он отправился с судебным следователем на осмотр тела. Нож, как ему и рассказывали, оказался неискусно спрятанным, причем весьма неловко, неподалеку от места убийства; лезвие и рукоятка его были перепачканы кровью. Бека, по-видимому, сильно заинтересовали пять кровавых пятнышек на груди сорочки, и он принялся рассматривать их сквозь лупу.
— Вы, конечно, велите сфотографировать вот это, мистер Лестрэндж? — обратился он к следователю. — Эти пятна могут оказаться очень важными для выяснения всех обстоятельств дела.
— Здесь, очевидно, вряд ли есть что-либо таинственное, мистер Бек, — ответил Лестрэндж с невозмутимой улыбкой. — Меня весьма печалит участь несчастного доктора. Я был очень высокого мнения о нем.
— Но вы все же прислушаетесь к моему совету?
— Конечно-конечно, я и сам намеревался это сделать, — ответил тот, что не совсем соответствовало действительности, поскольку лишь полувопрос-полусовет Бека навел следователя на эту мысль.
Бек также первым обратил внимание на то обстоятельство, что прорези карманов жилетки покойника и карманы его светлого летнего пальто были запачканы кровью, точно в них рылись окровавленными руками. Поскольку кошелек и часы оказались в сохранности, этому странному обстоятельству, по-видимому, не стоило придавать значения. Правда, на руках Кервана, когда его арестовывали, не было ни малейших следов крови, но обвинение имело свое объяснение этому обстоятельству. Кроме того, был обнаружен слабый след, ведущий от усыпанной песком дорожки, где нашли убитого, к маленькому ручью и обратно. Отпечатки ног были слишком слабы, чтобы определить, кому они принадлежат, но чиновничьему уму было совершенно ясно, что арестованный ходил к ручью отмывать следы преступления со своих рук. Почему он затем вернулся и стоял над своей жертвой до появления полиции — было, однако, проблемой, которую чиновничий ум не мог как следует объяснить.
Казалось положительно странным видеть, насколько Бек был взволнован этим ничтожным обстоятельством. Официальное объяснение, очевидно, его не удовлетворяло. Когда группа зрителей и заинтересованных в расследовании лиц отошла на достаточное расстояние, он отправился вдоль линии следов и, остановившись на травянистом берегу ручья, заглянул в его темные, быстро несущиеся воды, словно надеясь, что те выдадут ему свою тайну.
Затем он медленно пошел вниз по ручью, зорким взглядом осматривая все близлежащее пространство. Через несколько сотен ярдов он наткнулся на миниатюрный водоворот, образовавшийся благодаря большому серому камню, лежащему в центре русла, на стремнине. Быстро вращающаяся вода этой маленькой пучины захватывала все легкие предметы, которые плыли вниз по течению, и загоняла их в заливчик с почти стоячей водой, окруженный по берегу высокими зарослями.
Заливчик располагался на противоположном берегу ручья, который здесь достигал ширины до шестнадцати футов. С ловкостью, которой никто не мог бы ожидать от человека его склада, Бек отошел на несколько шагов по плотному грунту, разбежался и затем ловким прыжком перескочил с одного берега на другой. В следующую минуту он уже с интересом разглядывал и перерывал накопившийся мусор своей тростью. Здесь были всевозможные потемневшие от воды обломки и обрывки: игрушечная лодка, перевернутая вверх дном, пара соломенных футляров от бутылок из-под шампанского, которые бросила какая-нибудь компания, устраивавшая пикник выше по ручью, и полдюжины пробок — вся эта добыча была вытащена им из воды, один предмет за другим.
Но внимание его, по-видимому, было полностью сосредоточено на нескольких клочках белой бумаги, изорванной довольно мелко. С бесконечной тщательностью и терпением Бек выловил их все до последнего кусочка, затем слегка обтер обрывки носовым платком и разложил их под горячими лучами солнца для просушки. На бумаге виднелись буквы, слегка полинявшие от купания, но все же вполне четкие. Бек рассмотрел эти письмена с необычайным интересом и кое-как сложил обрывки, чтобы можно было прочесть местами одно-два слова. Его проницательные серые глаза начали все больше сверкать, по мере того как он читал. Улыбка заиграла в уголках его рта.
— Я так и думал, — пробормотал он. — Я так и думал.
Затем, тщательно уложив обрывки в свою записную книжку, он снова перепрыгнул через ручей и быстрыми шагами отправился обратно в город, куда и поспел к допросу свидетелей.
Полицейские рассказали свою историю с беспощадной точностью и в малейших подробностях. Дурные отношения, существовавшие между убитым и обвиняемым, обнаружение ножа и тела, над которым стоял арестованный, — ничего из этого не было упущено во время дачи ими показаний. Затем появилась неожиданная свидетельница. Мисс Лилиан Мелвилл настаивала на том, чтобы и ее допросили. В суде произошло то, что репортеры называют сенсацией.
Некая дама грациозно приблизилась к столу и, подняв вуаль, открыла лицо, смертельно бледное и столь же печальное. Тихий ропот пробежал по толпе. Про себя все присутствующие уже утвердились во мнении о виновности доктора Кервана, поскольку люди вообще всегда охотно верят в самое худшее. Его репутация как человека кроткого и доброго нисколько не помогла — наоборот, она, по-видимому, лишь усилила эмоциональную реакцию по отношению к нему. В толпе пробудилось глухое чувство злобы против осиротевшей сестры, пришедшей дать показания в пользу убийцы собственного единственного брата.
Все взгляды с выражением сурового осуждения устремились на ее милое личико, когда она опустила руку на Библию, чтобы принести клятву. Бедняжка покраснела и задрожала, ощутив мощный поток этой всеобщей неприязни, но голос ее был спокоен и ясен и отчетливо доносился до самых отдаленных уголков погруженного в глубокое молчание зала.
— Что вам известно относительно этого прискорбного случая, мисс Мелвилл?
— Я знаю, что привело доктора Кервана в парк в эту роковую ночь, и, поскольку он не желает сообщить этого, я обязана это сделать. — На секунду голос ее прервался, затем она продолжила все тем же отчетливым шепотом: — Он пришел в ответ на мою записку. Он мой жених. Но брат мой решительно противился нашей свадьбе. Доктор Керван попросил меня о разговоре с братом, и я согласилась встретиться с ним в парке в десять часов и для него оставила калитку открытой. Я ждала его в течение минут двадцати, затем поняла, что он не придет, поскольку до этого он всегда являлся раньше назначенного времени. Только я вернулась в дом и зашла в свою комнату, как прозвучал этот ужасный крик. Немного погодя раздался громкий стук во входную дверь. Я спустилась вниз, чтобы узнать, что
